- Именно так, Ваше Величество, panta rhei. Это древнегреческое выражение, которым пользовались в своих сочинениях и арабские мусульманские мыслители, прежде всего Ибн Сина, известный под именем Авиценна, который жил шесть веков назад, и Ибн Рушд, который был моложе его на сто лет, именуемый Аверроэс.
Султан хлопнул в ладоши.
- Велите привести муфтия,- сказал он привратнику, явившемуся по этому знаку.
- Если муфтий,- сказал он, обращаясь к Петру,- отвергнет твою исповедь как преступную болтовню и блудословие, тогда простись с этим, как ты называешь, миром противоположностей, которые, оказывается - и это очень меня занимает,вообще даже и не противоположности, поскольку все едино есть. Ай, Абдулла, может, ты и безумец, и язычник, но, клянусь бородой Пророка, Моему Величеству с тобой не скучно. Однако сначала выслушаем муфтия.
Муфтий - напомним для ясности - был высшим духовным лицом и экспертом по вопросам веры. Это был тощий, неопрятный человечек, настолько крошечный, что халат, который набросили на него в приемной, волочился по земле,- тогда не позволялось являться на аудиенцию к султану иначе чем в казенном халате. Если Петр и Хамди-историограф, вызванные в сераль для того, чтобы Повелитель излил на них свой гнев, были одеты в халаты серые, строгие, подобные облачениям кающихся грешников, то муфтий, личность почтенная и высокопоставленная, был облачен в великолепные, расшитые золотом парчовые одежды. Он был очень взволнован, потому что быть вызванным неожиданно, ни с того ни с сего, пред трон Высочайшего всегда тревожно. Помимо всего прочего, совесть у него была нечиста, поскольку прошлую ночь он прокутил; закрыв окна, пил с собутыльниками вино, употреблять которое, как известно, запретил Аллах; до сих пор у него гудела голова, и от него, как от старого бочонка, воняло бродившим в утробе напитком. Поэтому на помятом рябом лице, высовывавшемся из богатого мехового воротника, застыло выражение тоски, а черные мышиные глазки беспокойно бегали.
- Я готов и с нетерпением жажду возможности исполнить пожелания Его Величества,- произнес он, приготовившись к самому страшному.
- Речь идет о нескольких вопросах, милый муфтий,- молвил султан тоном наивысшей благожелательности.- Растолкуй нам, каков истинный смысл слов Пророка о том, что каждый человек сразу после своего рождения становится мусульманином. Не значит ли это, что в первые минуты существования новорожденный уже знает основополагающее установление, что нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет Пророк Его?
Муфтий напряженно посмотрел на султана, пытаясь разгадать, что Повелитель желает услышать, и, увидев, что Владыка Двух Святых Городов совершенно однозначно качает головой и всем своим корпусом, ответил:
- Ни в коем случае, мой султан. Новорожденный не может ничего знать ни об Аллахе, ни о Магомете - просто потому что новорожденный есть новорожденный.
-И все же он мусульманин?
- Пророк сказал так,- подтвердил муфтий.
- Ты говоришь: новорожденный есть новорожденный,- настаивал султан.- Хоть это и правда, но нам она говорит немного. Каковы главные свойства новорожденного?
- Новорожденный чист,- сказал муфтий.- Неспособен на низость.
- И больше ничего? - спросил султан.
- Весьма важно еще одно...- произнес муфтий запинаясь.
- И что же это?
Муфтий, не в силах больше ничего прочесть на лице султана, в тоске поглядел в сторону, туда, где стоял Хамди, и увидел, что историограф постукивает указательным пальцем себя по губам и кивает головой в знак отрицания.
- Новорожденный не умеет говорить,- с облегчением проговорил муфтий.
- Превосходно,- похвалил султан.- Новорожденный не умеет говорить, а это значит - он не лжет. Итак, новорожденный - чист и неспособен на низость и ложь. Так?
- Истинно так, мой султан.
- А это - по словам Пророка - главные свойства мусульманина?
- Да, главные. Ваше Величество.
- Более существенные, чем попугайское бормотание святых истин?
- Да, более существенное, мой султан,- сказал муфтий и, поскольку теперь ему было ясно, куда клонит Повелитель, живо затараторил: - Ильяс ибн Юсуф Низами, который жил вскоре после Пророка, почти дословно говорит следующее, а именно, что истинное неверие - это внешнее, поверхностное вероисповедание, меж тем как истинная вера - это благородное неверие.
- Так что если чужестранец, не знающий наших нравов и привычек, признает и почитает единственного Бога, которого, однако, не называет Аллах, но Пан-тарэй, это не существенно?
- Сущие пустяки. Ваше Величество,- сказал муфтий, оживившись, ибо ледовый панцирь страха и тревог, сковывавший его тощую грудь, дал трещину.- Главное,продолжил он,- чтобы был он чист и неспособен на низость и ложь.
- После чего он мог бы стать мусульманином, даже не будучи обязан произносить основополагающее установление: "Верую и признаю, что нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет Пророк Его"?
Муфтий поразился, поскольку это для него был все-таки чересчур крепкий табачок.
- А почему он не может произнести это установление? - тихо спросил он.
- Потому что не хочет,- проворчал султан.- Ты понимаешь, скотина, что это значит, когда сильная и благородная личность не желает что-либо делать? Это просто означает, что он этого не сделает, и баста. И ты разве не слышал, что молодой человек, о котором тут речь, называет своего Бога не Аллах, но Пантарэй?
- Пусть так и скажет,- неуверенно предложил муфтий.- Пусть скажет... верую, что нет Бога, кроме Пантарэя, а Магомет Пророк Его.
Султан перевел взгляд своих миндалевидных глаз на Петра.
- Это ты можешь произнести? - спросил он. Петр улыбнулся.
- Нет, не могу, Ваше Величество.
- Я так и знал,- огорчился султан.- И ничего лучшего ты не можешь предложить, дурья твоя голова? - снова обратился он к муфтию.
Муфтий, придя в замешательство, некоторое время размышлял:
- Тогда пускай Ваше Величество объявит его почетным мусульманином.
Султан шлепнул себя по ляжкам.
- Вот это то, что нужно, вот это я и хотел услышать!- воскликнул он.- А теперь, муфтий, будь очень внимателен, наблюдай, что будет, держи ушки на макушке и гляди в оба. Мой милый Абдулла, раб, вознесенный к Солнцу, ты, к кому воспылали приязнью мой ум и сердце, муж чистый и неспособный на низость и ложь, почетный мусульманин и первый носитель сана, поименованного "Ученость Его Величества" - первый, но, думаю, и последний, ибо я не вижу никого, кто бы после тебя этот сан получил,- мой личный секретарь и советник, чья речь, украшенная иноземным акцентом, звучит для моего слуха высокой музыкой, побуждающей к размышлению,- ты видишь, насколько я взволнован и вдохновлен;так знай, что та честь, которую я тебе оказал,- наивысшая изо всех почестей, которыми я располагаю, а это о чем-нибудь да говорит. Сними халат.