- Это зависит от того, куда вы меня поведете, капитан.
- В Париж, в Бастилию, черт побери! - воскликнул де Тревиль.
Петр удивленно изогнул свои красивые брови.
- То есть - из тюрьмы в тюрьму?
- Да, именно так,- подтвердил де Тревиль.- Впрочем, быть узником Бастилии отнюдь не позор, но честь, поскольку за два с половиной столетия существования крепость повидала в своих стенах неисчислимое множество достойнейших особ, включая принцев королевской крови.
- Тем не менее я на таком гостеприимстве не настаиваю и свой арест считаю незаконным и необоснованным, потому что ни на земле Франции, ни где-либо еще я ничего противозаконного не совершал, и если я все же лелею в мыслях нечто, противоречащее сухой букве закона, то это, пока замысел не стал поступком, мое сугубо личное дело. Я протестую против насилия, которое по отношению ко мне совершено и к которому вы своим участием присоединяетесь, а потому заявляю, что удеру при первой же представившейся возможности.
Это заявление произвело на мушкетеров весьма приятное впечатление.
- Для иностранца, который говорит по-французски так же хорошо, как и по-итальянски, вы воистину gentilhomme, человек чести, каким он и должен быть,- сказал капитан де Тревиль.- Но как бы там ни было, в нынешних обстоятельствах мы вынуждены...
Покручивая ус, он немного подумал, прежде чем добавить:
- ...следить за вами с должным тщанием.
- Благодарю за мягкость и снисходительность этой меры.
- Не смейтесь, сударь,- сказал де Тревиль.- Когда королевский мушкетер заявляет, что вынужден следить за кем-нибудь с должным тщанием - это не означает ни мягкости, ни снисходительности. Извольте взглянуть.
Он вынул пистолет, подбросил в воздух медяшку и выстрелил. Монетка, настигнутая пулей, не упала на землю, но отлетела в сторону и впилась в кору старого платана, росшего посредине двора ратуши.
- Неплохо,- сказал Петр. Капитан де Тревиль кивнул своим кадетам. Мушкетеры - их было девять - с пистолетами в руках построились в ряд.
- Можно мне выстрелить не в монетку, а в медную пуговицу? - спросил один из них. Капитан де Тревиль удивился.
- Это почему?
- Потому что у меня нет ни одной монетки,- сказал кадет, в ухмылке растягивая рот от уха до уха. Юноша был высокий и широкоплечий, но с лицом нежным, как у девушки, и прекрасными незабудковыми глазами.
- Так пусть вам кто-нибудь одолжит,- сказал капитан.
- Боюсь, мой кредит у приятелей уже исчерпан,- сказал кадет.
Капитан, нахмурившись, протянул кадету медяк.
- На сегодняшний вечер я заказал в "Красной харчевне" во Вьенне баранью отбивную, в целой Франции не подают ничего лучше,- заметил капитан.- Если вы, Арман, промахнетесь, вам придется положить зубы на полку. Итак, господа, вперед!
Кадеты подбросили медяки, и залп сразу из девяти пистолетов разразился как гром. Из девяти монеток на землю, не настигнутая пулей, упала только одна.
- Жан-Поль, Жан-Поль, от кого другого, но от вас такого сраму на свою голову я не ожидал,- скорбно произнес капитан де Тревиль.
- Вы ведь знаете, mon capitaine, что у меня ушиблена правая рука,отозвался Жан-Поль, молодой человек с упрямым выражением лица и выступающим вперед подбородком.
- Нечего было ее ушибать, а если уж ушибли правую, стреляли бы левой,сказал де Тревиль и обратился к Петру: - Что вы, сударь, скажете теперь?
- Тоже неплохо,- отозвался Петр.
- Сдается, большого впечатления это на вас не произвело,- сказал де Тревиль.
Петру послышался вдруг хорошо знакомый ему шепоток Искусителя, подбивавшего совершить невозможное, и он ответил:
- Увы, но это правда - большого впечатления это на меня не произвело. Когда я хочу показать свое искусство, я стреляю в две монеты сразу.
- Это невозможно,- сказал де Тревиль.
- Вы ничем не рискуете, утверждая, что это невозможно; ведь я, безоружный заключенный, не могу вас опровергнуть.
Де Тревиль поколебался и, подергав себя за бородку, произнес, вынув из кармана две монетки:
- Господа, подайте ему два пистолета, пусть покажет, на что он способен. Собственно, если смотреть в корень, то тут нет нарушения правил, поскольку о том, что командир эскорта не смеет доверить эскортируемому заряженное огнестрельное оружие, в служебных, предписаниях ничего не сказано, очевидно, их составителям такая несообразность даже в голову не пришла.
Петр выбрал себе два пистолета, которые кадеты в восторге от предстоящей забавы поспешили передать друг через друга прямо ему под нос, сжал их правой рукой, а левой подбросил обе денежки как можно выше. Еще когда они летели вверх, Петр, перебросив один из пистолетов в левую руку, выстрелил из обоих одновременно - и монетки, резко изменив свой путь, расплющились о стену ратуши. И кадеты на глазах у изумленных писарей и служителей ратуши, которые, заслышав пальбу, приникли к окнам, кинулись к Петру и с восторженным воплем "браво!" вскинули его на плечи и принялись вышагивать по двору, распевая мушкетерскую песню, самую хвастливую из всех, которые когда-либо были сложены:
D'un pied je fais trembler la terre, Et pour me rendre egal aiix dieux, Je veux escalader les deux, Pour у produire mon tonnerre.
А это означало приблизительно вот что:
Мой шаг бросает землю в дрожь, И чтобы встать с богами вровень, Мне влезть на небо невтерпеж, Чтоб сверху разразиться в громе.
Потом капитан де Тревиль отобрал у Петра все движимое имущество, среди прочего и его пояс, набитый золотыми, и когда слуга привел из конюшни запряженную лошадь Петра, все вскочили в седла.
- Вперед во Вьенн, и да пусть не пережарится наша баранья отбивная в "Красной харчевне",- сказал капитан.
И они двинулись в путь. Когда они миновали ворота города Баланс и направились на север, вверх по узкой каменистой тропе, извивавшейся между рекой и откосами, где росли сосны и дубы, капитан де Тревиль спросил Петра, ехавшего от него по правую руку:
- А вы играете в пике, сударь?
- В свое время, когда случалось участвовать в этой хитроумной игре, меня считали сносным партнером. Капитан де Тревиль выпрямился.
- Вы всерьез называете эту игру хитроумной или в насмешку?
- Пожалуй, всерьез,- сказал Петр.- Это игра не столь изощренная, как шахматы, но все-таки требует смекалки.
- Тогда хорошо,- сказал капитан де Тревиль.- Я надеюсь, что, пока мы доберемся до Парижа, мы успеем сгонять не одну партию; денег, как я сужу по толщине вашего пояса, у вас достаточно.
- Я твердо надеюсь, что партий мы сгоняем немного,- возразил Петр,- потому что, как вы уже слышали, я сбегу от вас раньше, чем вы думаете.