С. Лагерлёф
ПЕРСТЕНЬ РЫБАКА
В те годы, когда в Венеции правил дож[1] Градениго, жил там старый рыбак по имени Чекко. Когда-то он был очень сильным, но и теперь еще был достаточно крепким для своего возраста, хотя в последнее время бросил работать и стал жить заботами двух своих сыновей. Он ими страшно гордился и любил их. О, Господи, как он их любил!
Так уж случилось, что пришлось ему одному воспитывать их. Мать мальчиков рано умерла, и на Чекко легли все заботы. Он одевал и кормил их, вечно сидел в гондоле с иголкой и ниткой в руках и что-то чинил и латал. Его совершенно не интересовало, смеются над ним или нет. Чекко сам научил сыновей всему, что им следовало знать. Он вырастил из них настоящих рыбаков, почитающих своего Бога и Святого Марка.[2]
— Помните, — наставлял он их, — что Венеция сама по себе никогда не смогла бы удержаться на поверхности вод. Взгляните на нее! Разве она не построена на волнах? Взгляните на пологие островки вдоль берега, где вода колышет морскую траву. Вам туда и ногой не ступить. Однако же на такой земле стоит город. А разве вы не знаете, что шторм, надвигающийся с севера, может сбросить в море наши храмы и дворцы? Может, вы не знаете? У Венеции столько врагов, что их не одолеть всем крестоносцам мира, вместе взятым? Вот почему вам надлежит непрестанно молиться Святому Марку, ибо это он твердой рукой сжимает те цепи, которые удерживают Венецию над морскою пучиной.
Вечерами, когда лунный свет, заливавший затянутую дымкой Венецию, становился изумрудно-голубым над морем и они медленно плыли по каналу Гранде,[3] а им навстречу попадались гондолы, переполненные певцами, когда дворцы проступали белыми силуэтами и тысячи полосок света ложились на темную воду, Чекко непременно напоминал сыновьям, как следует почитать Святого Марка за дарованную им жизнь и счастье. О Святом Марке он не забывал и днем. Ни тогда, когда они возвращались домой после ловли, скользя на лодке по лагуне, вода в которой то отливала бирюзой, то сверкала золотом. Ни тогда, когда город, представший перед их взором, покачивался на волнах. Ни тогда, когда большие корабли то входили, то выходили из гавани, а Дворец дожей сверкал вдали, как ларец с драгоценностями, в котором хранились все сокровища мира… Чекко всегда напоминал им, что все это — благодеяния Святого Марка и что все это погибнет, если только хоть один венецианец проявит неблагодарность и перестанет поклоняться ему.
Как-то сыновья Чекко отправились на большой лов неподалеку в море к острову Лидо.[4] Их было много; вместе с другими рыбаками они взяли надежный баркас и рассчитывали провести в море несколько дней. Погода стояла прекрасная, и они надеялись на хороший улов.
Ранним утром они отчалили от Риальто — огромного острова, на котором расположена центральная часть города, и чем дальше они отплывали от Венеции, тем чаще выплывали из утреннего тумана острова, которые, словно крепости, охраняют Венецию со стороны моря: слева — Джудека и Сан-Джорджо, а справа — Сан-Микеле, Мурано и Сан-Лаззаро. Один остров следовал за другим по широкому кругу до самого вытянутого в длину острова Лидо, который чуть выдавался вперед в море, как бы образуя застежку всего этого жемчужного ожерелья островов. А за Лидо начиналось безграничное, необъятное море.
Как только они вышли в море, несколько рыбаков пересели в лодку и принялись грести в сторону от баркаса, чтобы поставить сети. По-прежнему стояла хорошая погода, хотя волны были здесь выше, чем в лагуне, защищенной ожерельем островов. Понятно, что об опасности никто не думал. Лодка у них была добротная, к тому же они были привычны к морской стихии.
Вскоре те, кто оставался в баркасе, заметили, что море и небо на севере внезапно почернели. Рыбаки догадались, что с севера идет шторм, и принялись звать товарищей, но те были слишком далеко и не слышали их предупреждение.
Сперва ветер достиг лодки. Когда рыбаки вдруг увидели волны, которые вздымались вокруг, словно стадо лосей, встающее под утро после ночного отдыха в лесной долине, один из них, вскочив на ноги, замахал рукой товарищам, но тотчас свалился в море. Тут же накатил вал, поставивший лодку на корму, и с баркаса было видно, как рыбаков в ней словно ветром сдуло со скамеек и швырнуло в море. В один миг все было кончено. Затем лодка показалась еще раз, но уже килем кверху. Рыбаки в баркасе пытались подойти к месту происшествия, но им так и не удалось преодолеть встречный ветер.
Над морем пронесся страшный шторм, и рыбакам в баркасе пришлось приложить немало трудов, чтобы спастись. Тем не менее они благополучно вернулись домой и рассказали о постигшей их на море беде. Утонули оба сына Чекко и трое других рыбаков.
О Боже! И как только могло случиться такое! В то самое утро Чекко пошел к мосту Риальто, чтобы посмотреть, как идет торговля рыбой. Он расхаживал между рыбными рядами и вел себя как хозяин, которому не нужно работать. Он даже пригласил несколько старых рыбаков с острова Лидо в остерию и поставил им по кружке пива. Рассевшись на одной из лавок, он похвалялся собою и сыновьями. Войдя в раж, он достал даже цехин, полученный им от дожа за то, что Чекко спас тонувшего в канале Гранде ребенка. Он очень любил эту большую золотую монету, всегда носил ее с собою и хвастался ею при всяком удобном случае.
Тут в остерию вошел человек и принялся рассказывать о том, что случилось в море, не заметив Чекко. Едва он начал свой рассказ, как Чекко набросился на него и схватил за горло. Человеку удалось вырваться, а Чекко продолжал вести себя так, будто лишился рассудка.
Прохожие слышали, как он кричал и клял судьбу. В остерию набилось множество людей, и они обступили Чекко со всех сторон, словно перед ними был шут.
Он неистово катался по полу. Он колотил руками по каменному полу, твердя одно и то же:
— Это все Святой Марк, Святой Марк, Святой Марк!
— Ты сошел с ума, — говорили ему люди.
— Я предчувствовал: что-то непременно должно случиться там, в море, — причитал Чекко, — как раз против островов Лидо и Маламокко. Я знал, что это должно случиться. Святой Марк собирался их там погубить. Он затаил на них злобу, я давно боялся этого.
Он продолжал, не слушая слов утешения.
— Как-то ребята посмеялись над ним, когда мы были в море возле острова Лидо. Этого он не забыл. Святой Марк не прощает, когда над ним смеются.
Люди окружили его. Чекко переводил смятенный взгляд с одного лица на другое, будто взывая о помощи.
— Эй, ты, Беппо из Маламокко, — сказал он, протягивая руку здоровенному рыбаку. — Может быть, ты мне не веришь, что это был Святой Марк?
— Не забивай себе голову подобными мыслями, Чекко!
— Нет, ты послушай, как все было, Беппо. Понимаешь, однажды, когда мои мальчики были еще детьми, мы плыли там в море, и, желая скоротать время, я рассказывал им о том, как Святой Марк попал в Венецию. Святой Марк — евангелист, объяснял я им, сперва был захоронен в прекрасном александрийском храме в Египте. Но город захватили мусульмане, и однажды их халиф велел построить для себя роскошный дворец в Александрии, а колонны для его украшения взять из христианских церквей. В ту пору гостили в Александрийском порту двое венецианских купцов, и их десять загруженных кораблей стояли у причала. Войдя в храм, где был похоронен Святой Марк, и услыхав об указе халифа, купцы обратились к опечаленным священникам:
4