Мельник с сыновьями расположись за широким столом в дальнем левом углу корчмы. По старой привычке спиной к стене, лицом ко входу. Рядом на грубо сколоченную лавку плюхнулся найдёныш. Проведя ладонью по неровной поверхности стола тут же загнал в ладонь огромную занозу.
— Не успеваю строгать новую мебель. — С укором произнес из неоткуда явившийся корчмарь. С подносом одуряюще пахнущего кабанчика, зажаренного до полного зарумянивания. Будто по волшебству на столе возникли два кувшина медовухи и четыре чаши.
— Что — что, а лавки об лица ломать наши орлы горазды. — Рявкнул мельник, наполняя свою чашу. Между прочим, посматривая на сынов.
Когда наконец с кабанчиком и медовухой было покончено. А Буян вытирал глиняный поднос куском хлеба. Собирая остатки жира и лука. Мельник сытно срыгнул и отвалившись от стола воскликнул:
— Щука! Где тебя бесы носят…. Тьфу ты, ты уже здесь. Ну поведай что у вас нового. Чем Старгород дышит? О чём люди судачат.
В воздухе зазвенела златая монета, и тут — же была шустро перехвачена в воздухе мохнатой лапой корчмаря.
— Новостей Захар много. Но не все радостные. — Отвечал корчмарь, пряча монету и вытирая ладони о сальный передник. — Князь наш ясно солнышко, величайший из людей объявил военный сбор. Из соседних сёл и весей, весь молодняк уже согнали. Скоро и до нас доберутся…
— Так значит война? — Перебил Захар, насупив густые брови.
— Война…. — Вздохнул корчмарь. — Да только вот никто не ведает с кем. Но один из моих ребятишек, давеча побывал в городе. Так там недобрые слухи ходят….
— Какие еще слухи?
— Будто бы мёртвые с могил встають….
— Чушь собачья! — Воскликнул Братислав. Утирая рукавом бороду. — Не ходят то покойники.
— А вот как хошь так и верь. — Защищаясь отвечал корчмарь. — Въезд в город уже перекрыли. И молва идет будто бы уже не первого упыря, дружина на околицах зарубала. Да только всё им не почем, упырям этим. Ни меч, ни топор, ни копье. Покуда всего по частям не изрубишь не упокоиться вражина.
— Так, так. — Вздохнул Захар. — Неужто сам Чернобог на свет божий войной пошёл. Чего — чего, а покойников в нашей земле не сосчитать. Пока жгли из по завету предков, так и жили горя не знаючи. А с этим новым богом, которого нам уж который год насаждают покоя не будет. Тут уж сама мать природа бунтует….
Хлопец отвлекся от пламенной речи мельника и с удивлением начал рассматривать дальний правый угол. Горящие свечи выделяли из полумрака небольшую резную фигурку. Круг, окружённый будто бы языками пламени, а в середине полуоткрытый глаз.
— И вот поэтому всякая нечисть и волю почувствовала. — Не унимался мельник. — Потому что покон не блюдём.
— Может быть и так. — Пожимая плечами ответил корчмарь. — Да вот только ты меня знаешь, я привирать не привык. Что на уме, то и на языке.
В корчме повисла тишина. Стало слышно, как вдали заржали кони, чувствуя скорый отдых. По дороге звонко шелестя колёсами приближалось что — то громоздкое на слух. Щука было поспешил к выходу, когда его руку перехватил мельник.
— Постой, я еще главного не спросил.
— Давай потом. Ты же видишь гости у меня. — Торопливо ответил корчмарь. Вслушиваясь в крики, раздающиеся на улице. Судя по всему, прибыли новые гости. А это значит нужно бежать на кухню, давать нагоняя ленивому повару. Что б быстрее готовил. Да еще успеть залезть бы в подпол. За холодным квасом да копченным окороком. Спустя года торговли корчмарь готов был на слух отличить дорогую упряжь с бричкой, от сельской лошадки с телегой. Подсчитывая в голове возможную прибыль, он было дернулся к выходу, да так что едва не вырвал кисть. Хватка у мельника была мёртвой.
— Ты знаешь вот этого парю? Скорей всего ты его вчера здесь видел….
— Нет. Его ни вчера, ни ещё когда-либо здесь не было. Ты сам знаешь какая у меня память на лица. — Морщась отвечал корчмарь.
— А ты присмотрись. Авось узнаешь….
— Корчмарь! Корчмарь! Где ты бесов сын! — Донеслось тем временем с улицы.
— Сказано тебе! — Наотрез отрубил Щука. — Его ещё когда с тобою первый раз увидел, подумал откуда такой сыскался? Сам знаешь все дороги через меня ведут.
На пороге возникли две фигуры, облачение в кожаные доспехи. Двое матёрых бородатых рубак. Сжимали в руках походные шлемы. На поясе у каждого по короткому, широкому мечу и боевому топору, на длинной деревянной рукояти. Бросив оценивающий взгляд на присутствующих, воины направились в противоположный угол корчмы. Громко звеня выпиравшей из-под доспеха кольчугой.