— А потом произошло непонятное, изумительное! «Я хочу, чтобы вы меня поцеловали! — раздался чуть слышный шепот моей соседки. — Поцелуйте меня, но только один раз!» Я не заставил уговаривать себя и впился в свежие, упругие губы. И я не отрывался, друзья мои, от них до тех пор, пока не почувствовал, что соседка уже не дышит, и пока не услышал ее стона, тихого, как дуновение ветерка, как неясный шепот ночи. О, что это был за поцелуй! Первый и последний в моей жизни!
Сказав это, Касвинцев поник головой.
— Ох!.. — вырвалось у компании.
— Еще было совсем темно, когда за стеной домика раздался стук колес и послышался веселый голос Мануйлова, — продолжал Леонид Петрович. — Только тогда я встал, быстро оделся и вышел из избы. Лишь только помутнело небо и сделалось тускло-белесым, громкий призывный рожок егеря зазвучал, будя гостей.
Я, одетый уже и с ружьем за плечами, стоял на краю поляны и с бьющимся сердцем и дрожью в ногах ждал появления моей ночной соседки, подарившей меня таким безумно-длительным поцелуем, который до сегодня горит на моих губах и тревожит меня.
Из избы выходили знакомые и незнакомые господа. Наконец, вышла женщина. Она была высока и стройна, но и то, и другое я уже знал. Лица ее я не мог разглядеть, так как стоял далеко от двери, да и предрассветный сумрак полз, как назло, так лениво. Мне не терпелось, и я двинулся к ней, но как раз в это время из сеней одна за другой вышли… еще три дамы. Я остановился, как вкопанный.
— Семен Михайлович, — сказал я наконец, обращаясь к Мануйлову. — Пожалуйста, представьте меня дамам.
Он повел меня и отрекомендовал.
— О, друзья мои! — опять заволновался всегда сдержанный и спокойный Леонид Петрович. — Какая таинственная, стихийная сила заложена в женщине! Сила тайны, стихия обмана! Все четыре дамы смотрели на меня с таким безмятежным спокойствием, что я остолбенел, и ни разу в тот день не был остроумнее приклада моего ружья! Которая из четырех? — рвался в моей душе отчаянный, безумный крик.
— Которая?
Начался кошмарный день! Об охоте я, конечно, не думал, а все время следил за дамами, ставшими для меня загадкой. Я старится быть ближе то к одной, то к другой из них, наблюдал за их лицами и движениями и пристально глядел на оживленные, красивые глаза дам, стараясь подметить смущение на их лицах. Но все было тщетно! Брюнетка Лидия Ивановна смотрела на меня тем же женственным, ласкающим взглядом, каким дарила меня блондинка Анна Федоровна, а шатенка Мария Георгиевна улыбалась мне так же приветливо, как и ее сестра, темноглазая Тамара Георгиевна.
Касвинцев задумался на мгновение, а потом продолжал:
— Я метался по лесу, как безумный. Которая из четырех? Которая? — кричали нетерпеливые, страстные голоса в моей душе. Наконец случилось то, что должно было случиться… Засмотревшись на мелькающий на пригорке силуэт Анны Федоровны, я оступился, попал в глубокую яму и вывихнул коленный сустав…
— Та-ак! — произнес маститый беллетрист и вздохнул.
— Молодость, молодость!..
— Среди охотников нашелся хирург, быстро и ловко поставивший сустав на место, но колено нестерпимо ныло и быстро опухало. Решено было доставить меня на мызу Мануйлова. В этот миг случилось то, что дало мне надежду решить загадку, но это продолжалось только одно мгновение, а затем мрак тайны еще более сгустился.
— Интересно! Рассказывай, рассказывай! — шепнул кто-то из компании и умолк, так как Касвинцев продолжал:
— К доктору подошла Мария Георгиевна и сказала:
— Нельзя же позволить Леониду Петровичу ехать одному?
— Конечно, нельзя! — подхватили сразу Лидия Ивановна и Анна Федоровна. — Мы поедем с ним и будем поджидать вас на мызе, господа.
— Я именно это и хотела предложить! — подскочила Мария Георгиевна. — Я тоже поеду!
В это время подошла и Тамара Георгиевна. Узнав о несчастном случае со мной, она спросила у хирурга:
— Не останется искривления ноги? Ведь вывихи опасны? Они иногда уродуют человека?
Получив от него отрицательный ответ, она небрежным движением скинула с плеча ружье и, вынимая патроны, произнесла насмешливым тоном:
— Три сиделки! Почему не четыре? Я тоже устала и тоже сочувствую нашему пострадавшему товарищу…
В удобном дормезе мы шагом двинулись в путь. Я все время не спускал глаз с моих милых, очаровательных спутниц, так заботливо ухаживавших за мной, и бесчувственно повторял одну и ту же фразу:
«Я вижу четыре пары молодых, свежих губ. Которые из них сегодняшней ночью подарили меня таким бесконечным, почти жестоким и жадным поцелуем? Кто из четырех?»