Внезапный порыв ветра — слишком сильный и неожиданный — сорвал с неё шляпку и играючи покатил вперед. Матильда дернулась, муж встрепенулся, вскочил и побежал ловить. Догнал, поднял, отряхнул. Постоял немного, раздумывая, и вернулся к жене. С совершенно каменным лицом произнес, присев перед ней на колено:
— Покуда ловил непоседу, имел честь заметить двух прогуливающихся мужчин. Всё бы хорошо, но это были господа вампиры, и солнце явно им не вредило.
Матильда замерла, непонимающе глядя на мужа.
— Я тоже несколько удивлен. Повторюсь, нож не причинил им обоим ни малейшего дискомфорта, даже кровь не проступила. Но вред от солнца — очевидная ложь, по крайней мере для этих двоих. Я хотел бы проследить за ними и попробовать понять происходящее.
— Да, конечно. Можешь сходить.
Густав помолчал еще немного.
— Учитывая обстоятельства, заявляю со всей серьезностью: последнее, что нам стоило бы делать сейчас, — разделяться.
Она ненадолго задумалась, кивнула и протянула руки. Муж легко поднял её, она же, опасаясь кашля, зажала рот платком, и вместе они двинулись по следам хозяев поместья.
Густав нес её на руках, тихо-тихо ступая и тщательно вслушиваясь в окружающую обстановку. Полянка сменилась небольшим леском с узкой тропкой, которая, в свою очередь, вывела их к крутому берегу реки. Здесь был спуск, довольно опасный, и дорожка — скорее угадывавшаяся, чем протоптанная — к небольшой пещере, дойдя до которой, Густав осторожно заглянул внутрь, во тьму. Длинный ход и ни единого следа вампиров. Супруги переглянулись, Матильда кивнула, и муж, крадучись, понес её вглубь.
Скоро раздались голоса, и пара ненадолго замерла. Поняв, что ближе звуки не становятся, внимательно вслушались в разговор и осторожно двинулись вперед — неизвестно, как далеко были владельцы поместья.
— Ограничение на деление точно никак не снять? — это явно говорил Иван Карлович.
— Да, — второй голос Матильда слышала впервые и не без оснований приписала его Марату. — Я проверил неоднократно и всеми возможными способами. Один укус — причем четко выверенный — максимум. Вторая попытка размножиться — летальна.
— И долго ждать этого «четко выверенного» укуса?
— Как и умственного взросления особи в целом. Лет пятнадцать-двадцать.
— Ты хоть понимаешь, сколько придется возиться с такими темпами?!
— Сами посудите, нам не к чему спешить. Пока наука достигнет нужного уровня, пока накопим необходимое состояние — как раз успеют достойно расплодиться. Тем более, вспомните, насколько непросто оказалось найти хотя бы тридцать слуг подходящей массы. Замечу, что поиски денежного мешка нужной комплекции так и не увенчались успехом.
— А не проще их скопом, не предупреждая, заставить дважды укусить? В сухом итоге же удвоение будет.
— А коим образом вы будете полученную ораву обучать и растить? Иван Карлович, с тридцатью бы совладать. Во время полной замены клеток нейронные связи между ними по понятным причинам нарушаются, полученные в результате особи банально не помнят и не понимают ничегошеньки. Да, они сохраняют свои склонности и повадки, но не разумность. Первые годы жизни крайне опасны — велик шанс непредумышленного вреда самим себе или прогулки на солнце, со всеми вытекающими.
Густав приблизился настолько, насколько позволяла пещера, чтобы не выдать их. В конце обнаружился довольно просторный грот без единого источника солнечного света или огня. Но своды его обильно поросли светящимся мхом и грибами, и этого хватало, дабы различить несколько деревянных столов по центру, множество контейнеров, большие пустые клетки и двух господ, ведших дискуссию. Покуда Марат изучал какую-то жидкость в бутыли, стоявший подле Иван Карлович продолжал спорить:
— Можно сохранить нескольких, для обучения и присмотра за молодняком, а остальных заставить…
— Поползут слухи. Всё живое боится смерти, подумайте сами — если вдруг выяснится, что ради некоей цели вы приносите в жертву им подобных, никто не даст гарантий покорности живущих в тени вашей милости «учителей». Если их накопится достаточное количество — даже нам не устоять.
Иван Карлович определенно был недоволен — так яростно начал ходить из угла в угол. Однако тему перевел:
— Он мог надышаться отравой от жены или тестя. Не помешает?
— Нет-нет. Для заражения я использовал местные возбудители, а они так же уязвимы к получившемуся продукту, как и родные клетки организма.
— Да, идею с болезнью ты реализовал быстро и хорошо. Заслужил возвращение домой.
Марата буквально передернуло от этих слов: по его лицу пошла странная рябь, словно на поверхности воды от брошенного в неё камня, но Иван Карлович разглядывал ящики, стоя к нему спиной, и ничего не заметил. А вот сам Марат внезапно встретился глазами с разгневанным Густавом и продолжил разговор совершенно тем же тоном, словно между прочим спросив:
— А если бы сей благоверный муж не нашел нас?
— Тогда он бы не стоил мороки, и мы бы искали другого. Приятно, однако, знать, что мой выбор — лучший. Послушный, умненький мечтатель при деньгах, да еще и легко внушаемый! Заставить такого работать на себя, убедить в добровольности произошедшего — плевое дело. С твоей сывороткой и его деньгами мы сможем создать прайд и прочно обосноваться. В конце концов, чтобы вернуться, нам понадобится еще много топлива.
Несмотря на прекрасное образование, Матильда понимала далеко не все произнесенные вампирами слова, однако улавливала общую суть — супругов обманули. Но как эти монстры собирались манипулировать Густавом? Он же не может просто взять и…
Словно прочтя её мысли, Марат распрямился и повернулся к Ивану Карловичу со странным приспособлением в руках.
— Готово. Один укол — и носитель напрочь забудет всё, что с ним было, а клетки полностью заменятся адаптивной формой между топливным и управляющими элементами. Дальнейшее размножение — самовпрыскиванием посредством укуса. И еще раз напоминаю об осторожности: субстанция чрезвычайно нестабильна, малейший солнечный отблеск приведет к возгоранию. Подготовить второй, для дамы?
Тот отмахнулся:
— Глупости какие. Ты её видел? Кожа да кости. Этого хотя бы в реактор потом спихнуть можно будет, а на ней в буквальном смысле далеко не уедешь. Умрет себе спокойно, похороним — и делов.
Густав медленно и тихо попятился, аккуратно унося жену прочь. Матильда боялась дышать, чтобы не спровоцировать приступ, и лишь смотрела и смотрела на лицо мужа. Да, последняя надежда явно не оправдалась. Весь путь обратно они хранили молчание, думая каждый о своем.
Добравшись до их комнаты, муж усадил Матильду на кровать, а сам начал переодеваться, причем явно в первую очередь думая об удобстве, а не о приличиях. Затем сменил наряд и ей и, завернув в перину, вновь взял на руки. Матильда тихо прошептала: