Вассалы слушали, кивали головами и сами дивились тому, как хорошо этот мальчик их знал, как легко он склонил всех на свою сторону. Несогласных не было.
- Что до тех, кто промолчал, то я не накажу их, я прощаю их. Я прощаю вас. Служите не мне, служите Адбери и себе, и вместе мы найдем силы договориться между собой. Негоже иметь врагами друг друга в своем же дому, в своей стране. Но здесь, в Адбери, решения я буду принимать сам, только помните, что я открыт для честного и доброго совета. И я прислушаюсь, если совет действительно хорош.
Никто не смог победить Адида ни в тот день, ни после. Так он получил прозвище Адид Пятисердечный. Так он вернул себе трон. Так начинался его кровавый век.
2. Юная княжна.
С тех пор миновало двадцать пять лет. На Северном материке текли иная жизнь и иные заботы. Над Многоземьем настал новый рассвет. Звонил колокол. Разливался малиновый поминальный набат третьего каменного кремля стольного города Светлоград уже в третий раз за нынешнее утро. Говорят, колокол был серебряный, именно поэтому и разливался звук так далеко и мелодично. Кое-где плакали и причитали бабы, мужики стояли, опустив бородатые лица и прижимая к груди шапки. В городище царило смятение, кто-то оставил свои дела, кто-то нет, но на поминальный набат вставали все. Второй день, как Великокнязь умер. Умер и не оставил наследников. Что теперь будет с подкняжествами? Кто позаботиться о народе, когда не стало у него батюшки?
На площадях давно уж шли пересуды, что последние две седмицы плох Великокнязь, хоть и молод был зело. Что, видно, давно уж съедала его хворь черная и страшная, да только молчал он об ней, а потом и вовсе слёг. И что причину хвори этой не знал никто, а черномарцам* она была не подвластна. Поговаривали, что придет в страну смута. Что бояре* уж с неделю спрашивали его, батюшку, кого ж оставит он после себя? Но князь молчал и лишь просил не докучать ему. То ли веровал еще, что поправится, то ли уже так плох был, что не отвечал. Так и отошёл он, не оставив наследников или завещания, кому велит он княжити опосля себя. И что даже боярам неизвестно, кого звать на престол.
У него было трое ближайших племянников, но старший умер еще младенцем. Вторую, среднюю, племянницу Родвигу, выдали замуж в восточное царство, Итилию, где ее прозвали ранией* слонов, ибо эти могучие звери без всякой дрессировки склонялись пред ней. Ее чтили в Восточном царстве, будто священную богиню. Но было это уже давно, и ее в наследницы никто не рассматривал.
Становилась ясно, что единственная подходящая родственница - это его младшая племянница, Пелара. Но женщин великокнягинь летопись государственная пока не вела, ибо выходили они в замужество в другие государства и не могли полностью отстаивать интересы своего. Да и сама Пелара уж давно не хотела этой чести, а принудить ее теперь было почти некому, ибо матушка ее преставилась, когда ее, Пелару, рожала, а батюшка ее, Корин, братец почившего Великокнязя Рора, тоже давно уже умер. Но у бояр были свои власть и корысть (ибо думали они, что дева юная и неопытная легче будет поддаваться их влиянию, а, знать, и власть на деле останется при них и, что, может быть, стоит попробовать), они могли и принудить, вот только чем, ежели не хитростью и угрозами, было неизвестно.
А сиротке этой было больно боязно с великими мужами во власти состязаться, боялась она теремных и думных интриг, ибо сама была проста, и предпочитала всему этому книги, пение, танцы да вышивание. Да и советников близких у нее не было, окромя старой мамушки-кормилицы. Хотя и свое собственное имение, оставшееся от покойных батюшки с матушкой (а оно, поговаривали, велико было несметно), она вела с толком и порядком, чего от юной девы никак не ожидали. Она втайне рассчитывала, что дядя все же успеет еще при жизни выдать ее замуж, а после замужества, по закону, правити в царстве нельзя, и тогда вопрос о наследниках перейдет по другим коленам. Хотя и жили они все давно уже вне государства, а родных и двоюродных родственников у князя более не было.
Власть должна была переходить по мужской линии, так уже случалось, когда после смерти отца Пелары, она перешла к его брату, Рору, а не к дочерям. Правда, тогда оставалась надежда, что сам Рор народил бы еще и своих детушек, ведь ему было только двадцать семь годов. В двадцать лет его женили на прекрасной черноокой Лании, княжне восточного царства, но через год она умерла в первые же свои роды, как и ее ребенок. И, видно, так полюбилась она ему, что другой жены Рор больше не пожелал. И растил, и воспитывал сиротку-племянницу, аки родную свою доченьку, лелеял её и берег пуще глазу, а воспитывал и образовывал аки сына. И даже, вопреки наставлениям нянек, заставлял ее обучаться делу ратному. Мечом и копьем она так и не овладела, ножом овладела едва, но зато научилась так стрелять из лука, как воин, и многие мужи могли бы в том с ней посоревноваться. Учил он ее и править, хоть и делал это ненавязчиво, через личный пример и книги. Нанимал для нее великих марских наставников и наставниц, мамок и нянек, которые и давали для нее уроки.