- Идем, девонька. - позвала она. - Боярская дума уже собралась, ждут только тебя.
- Не хочу идти к ним, хочу пойти к дяде и попрощаться, успеть пока Черные марцы служат требу. Мне ведь еще серу нести, впереди бдение. - она жалобно посмотрела на мамушку, хотя и понимала, что ей этого никто не позволит, что бояре не просьбу высказали, и что все равно придется идти.
- Идем, девонька, - как можно мягче сказала Кольго. - Ты же все понимаешь, они не отпустят тебя.
- Скажи, а ты ведь тоже из Мары? - в сотый раз задала она этот вопрос своей няньке, на который та ни разу не дала ответа, ни положительного, ни отрицательного. И в этот раз нянька лишь молча и по-доброму улыбалась, словно детскому лепету своего дитяти.
- Просто, если ты и правда оттуда, то преврати меня в кого угодно, хоть в ослицу, говорят, что марцы это могут, только не позволяй им посадить меня на этот клятый трон. Он убьет меня, как убил уже моих отца, дядю, и деда. - ее голос наполнился слезами, которые она сдерживала весь день.
Но сбежать от думы было нельзя. Она обладала огромной властью, хотя формально была просто парламентом для принятия решений о законах, реже решений военных и некоторых судебных дел, но доселе всегда подчинялась князю. Поговаривали, хотя достоверно этого никто не знал, что их шпионы, нанятые из рассеянных, иногда даже распознавали тайны марских ведьм, и вели с ними свои игры, но это были лишь слухи. Кольго, грустно сжалившись над ней, молчала, а Пелара знала, что все, что ей остается - только подчиниться. В этот момент и вошел в светлицу Балыкан.
- Прости, светлоокая княжича. - сказал он. - Но мне думается, что сие письмо тебе нужно прочесть до того, как пойдешь ты в совет.
- Это от Езры. - мелькнуло в голове Пелары, и она быстро выхватила письмо, отошла Уединенному окошку, чтобы никто не смог увидеть, что там написано и сорвала печать. Она спешно развернула листок и прочитала всего несколько строк, где он писал ей, что они поженятся осенью после праздника урожая, на первый снег. Что он уже заготовил песню, что его гусляры, свиристельщики, жалейщик и гудочник упражняются каждое утро. И что спелую малину давно уже уложили в ледник, и он сам преподнесёт ей пригоршню. Что они будут жить в его уединенном поместье, доколе не примет он корону отца, когда тот преставится. Свадьба состоится, несмотря на траур, хотя это и, говорят, дурное предзнаменование, но он в них не верует. И что им бояться нечего, ведь они честны, молоды и невинны, ведь именно в этом состояла воля покойного её монаршего дядюшки. Именно он сосватал их уже давно. И волю покойного нарушать не до̀лжно.
Лицо ее просветлело. Она неосторожно положила листок на подоконник и направилась к выходу. Балыкан было метнулся к окну, чтобы посмотреть, что в письме, и подтвердить свою догадку, но Кольго его опередила. Она бросила бумагу в огонь, горящий в глиняной изукрашенной чаше на столе. Такую всегда оставляли в светлицах, в дни плача по усопшим. Балыкан сконфуженно замялся и вышел вон. Кольго, криво улыбаясь, довольно смотрела ему вслед, а потом так же покинула светлицу. Как мамушка, она могла сопровождать свою подопечную всюду: и в пир, и в мир и боярскую думу.
А там уже все собрались. Бояре сидели на лавках, расставленных по стенам. Лица их были серьезны. Они теребили свои бороды, пальцы или опирались на свои посохи (помещение в думе было единственным местом, куда можно было их вносить, обычно посох оставляли в сенях) и вели беседы едва слышными голосами. Был конец лета, все еще не спала жара, поэтому у них были мокрые лбы и носы. Пахло горьким мужским по̀том. Шуршали тяжелые одежды, скрипели красные их расшитые сапоги. Обыкновенно совет не проводился в это время года.
Где-то жужжала муха. Княжеский трон непривычно пустовал. Теперь на нем стояла горящая чаша с огнем вечного плача, она была двойной: внутри металлическая, снаружи из прозрачного камня в виде цветка, казалось, горит сам каменный цветок. Внутрь его клали каменную серу и поджигали. Горела чаша довольно долго тусклым желто-зеленым светом.
Сам большой трон был изумляющим, тяжелым и драгоценным сооружением из прозрачных резных самоцветов. По краям спинки и подлокотники в виде парящих Нагай-птиц (главной особенностью этих птиц было то, что у них было четыре ноги) с огромными крыльями из множества оттенков самоцветных камней.
Нагай-птиц было по числу подкняжеств. Черное подкняжество колдунов, волхвов и пророков - Ма̀ра было изображено Нагай-птицей из совсем непрозрачного черного самоцвета, именуемого тайникин.
Из зеленого прозрачного камня, изумрудника, - Нагай-птица подкняжества ремесленников и земледельцев - Ла̀кошь.