Со второго этажа, на котором находилась спальня, было хорошо видно творящееся на улице. Там возмущённая толпа напирала на бледного как снег Анастасия.
- Я этого не делал! Не делал! - отчаянно кричал парень.
Его прижали к стене. Люди шумели, шумели. Потом кто-то рискнул приблизиться к нему и сбил его, ошарашенного такой наглостью, с ног. И тогда самые злые и оскорблённые им радостно навалились на него. Наверное, он ничего не делал. Он только неустанно кричал им про их мерзкие дела, а люди это ненавидят...
Какое-то время отсутствующе слушал крики избиваемого, напавших и наблюдавших за этой гнусной сценой. Опомнился, когда Анастасий замолк. Так ведь до смерти забьют из-за какой-то нелепицы или навета!
Ругаясь, спустился вниз. Приметил Петра Семёныча, с живейшим интересом выглядывавшего из окна на втором этаже, затем любопытные физиономии в окнах соседних домов. Никто не горел желанием спасать рьяного проповедника. Видно, у всех, кого он встречал, совесть была не чиста...
Моя рубашка в пятнах крови, проступивших из-под повязок на теле, обнажённый кинжал в моей дрожащей правой руке, моё бледное и мрачное лицо, мои сверкающие яростные глаза отрезвили стоящих поблизости. Те зашуршали, зашипели, привлекая внимание остальных. Толпа бросила свою игрушку и недоумённо развернулась ко мне. Они безоружные, но их много. У меня есть острое лезвие, но я один и сильно ранен...
Долго равнодушно смотрел на них, а они - испуганно на меня. Поединок взглядов выиграл я. Люди заворчали, быстро расползлись кто куда. Невольно развернулся к комнатам дома редактора. Лицо Петра Семёныча сияло от счастья. 'Уж я им всем такого о тебе расскажу!' - читалось в его радостных глазах.
С досадой сплюнул, поморщился от боли и подошёл к неподвижному телу в чёрной одежде. Крест его серебряный кто-то снял и унёс. Может, только из-за нищеты.
Толкнул парня ногой. Боль скрутила меня. Побитый дёрнулся, застонал... и продолжил валяться, глаз не разлепив.
- Пётр Сёмёныч, тащите ведро с водой! - прокричал я, не оборачиваясь.
- Хорошо, Кирилл Николаевич! Принесу! - донеслось из дома.
А с другом он на днях поссорился. Пришёл к нему дряхлый старик, с кряхтением опустился в мягкое кресло. Приметил новую статуэтку на шкафу: девицу с обнажённым телом - и попросил хозяина принести ему 'милую вещичку, чтобы получше рассмотреть'. 'Слуга я вам, что ли?!' - сердито проворчал Пётр Семёныч. И не принёс. Просьбу старика выполнила Софья, которой стало его жаль. Она при этом стала красной как мак... И очень красивой...
Ведро с колодезной водой благотворно повлияло на Анастасия: он очнулся и сам пошёл в дом редактора, дабы отряхнуть одежду и перевязать ссадины на руках и ногах. Хозяин позвал служанку, та принесла тазик с чистой водой, тряпки для перевязки, мазь. Пётр Семёныч строил из себя вселенскую доброту, носился вокруг меня и священника как курица вокруг цыплят... Надо же, столько веков про этих шумных птиц не вспоминал, а тут само вылезло из памяти! Впрочем, более всего мой 'любезный друг' волновался из-за меня. А ещё его интересовало, где же 'несчастный и одарённый Кирилл Николаевич получил эти страшные раны' и 'кто тот злодей, который на него набросился'. Поскольку совесть меня за ложь не грызла, соврал, будто встретился вчера днём с грабителем, когда торопился на рынок за свежим хлебом и решил сократить дорогу через закоулки. И я, насилу от того вырвавшись, первым делом занял денег у давнего приятеля и купил себе кинжал. Хозяин дома сиял от удовольствия. Ах ты, сорока проклятая!
Вернулась Софья и отвлекла редактора по каким-то 'хозяйственным делам'. Я мрачно посмотрел на Анастасия:
- Говорил же в нашу первую встречу, что твой характер тебя до добра не доведёт!
Парень разрыдался. Из его сбивчивых слов я ничего не понял. Объяснила вернувшаяся жена: кто-то сумел испортить в церкви икону Божьей Матери, пририсовав ей свекольным соком 'кровавые' слёзы. И свалили на Анастасия. Клевета эта была низка и глупа, но люди так ненавидели парня, что притворились, будто поверили. И отправились мстить ему 'за святотатство'.
- Но я же не со зла им говорил! - выдохнул несчастный, задыхаясь от рыданий, - Я для них старался! Души их спасти хотел!
Пылкий творец добра был в отчаянии. Я очень хотел сказать с усмешкой, что 'благими делами вымощена дорога в ад', но что-то в его лице, измученном человеческим непониманием и коварством, меня остановило. Какое-то время мы молчали. Потом пришёл мрачный Пётр Семёныч и вежливо пригласил всех к столу: нахлебников в его доме стало больше, а лицемерная доброта не позволяла оставить ненавистного ему парня без знака 'сердечной расположенности'. Обед шёл без разговоров. На сей раз Софья ела мало и скромно, отчего хозяин ощутимо приободрился. Вдруг жена улыбнулась мне и принялась рассказывать, как солнечный луч на мгновение показался из-за туч. Она воодушевилась, глазки у неё заблестели:
- И мне было так грустно, что солнце сегодня не показалось! И мне так хотелось, чтоб оно выглянуло хоть на мгновение! И тут... представляешь, Кирилл, тут на мгновение тучи разошлись - и солнечный луч упал мне под ноги! Бог услышал меня!
Тело безжалостно мстило мне за спасение Анастасия, ради которого я слез с кровати и вышел на улицу, да и сам парень был мне неприятен, вместе со всем его глупым горем. Не потому, что он занудно донимал меня прежде, точнее, не только из-за этого, а более всего от того, что напоминал мне меня самого несколько веков назад. Тогда я тоже старался на благо людей, а меня за это убили... И если бы не вампир Тарас...
Сердито встряхнул головой. Заметил, что незваный гость как-то уж очень пристально пялится на мою жену. Тот вдруг прошептал:
- А солнце светит на всех... - и глаза его как будто озарились изнутри красивым тёплым ярким светом, затем потускнели, став обычными, и он как-то умоляюще, с жалостью посмотрел на меня. - А можете... купить мне краски и бумагу, Кирилл Николаевич? Я вам обязательно долг отдам!
И чтоб я, снедаемый болью, попёрся куда-то ради этого... этого... Мало ему моих мучений? Мало ему того, что его спас?!
- Моя дочка до замужества любила рисовать акварелью. Если хотите, я вам принесу всё необходимое, - оживился Пётр Семёныч.
А-а, ему любопытно, что нарисует молодой священник! Чтоб потом было побольше приятных вещей для бесед с друзьями! Ах ты старый хрен!
Анастасий убежал в гостиную, едва получил коробку с красками, лист бумаги и кисти. Я успел заметить, что глаза парня горели безумным огнём. Ещё ярче, чем во время его проповедей. Только что был едва живой от побоев, а тут сорвался с места, будто ничего с ним не случилось! Пётр Семёныч резво ушёл к друзьям, чтоб успеть похвастаться своими новыми сокровищами, а потом вернуться и сцапать новое.
Поев, я с трудом добрался до гостиной. Там рухнул в кресло. Мрачно наблюдал за спасённым, чья левая рука с кистью летала над бумагой, мягко опускалась в чашку с водой, ласково скользила по краскам, на мгновение опускалась к палитре, опять устремлялась к бумаге...
На душе у меня было гадостно. Мало того, что раны болели, так ещё и лезли в голову унылые мысли. Я всё ещё жив, да и те девять вампиров смогли сбежать. Значит, они вернутся. Похоже, что отец Георгий не узнал меня, но мы ещё встретимся на ночных улицах... Или он всё-таки понял? Ведь не просто ж так он опять напомнил мне про притчу о блудном сыне! Но он ушёл... И ничего не рассказал Анастасию... Почему? Он что... верит, что я ещё могу измениться? Он видел мои глаза, горящие в темноте алым огнём, видел мои крылья, видел, как яростно я бился с другими вампирами... И всё-таки никому ничего не рассказал?! Я не могу понять его... Да и ученик, похоже, не смог понять своего учителя: иначе бы был умнее... И тогда от одного только прикосновения парня погибали бы дети ночи... Но нет, отец Георгий был мудр и силён, а его ученик слаб и глуп... Но как он мог меня оставить, если узнал? Как?! И когда вернутся уцелевшие вампиры, собравшие других? Рано или поздно они обязательно вернутся... А я каждую ночь буду ждать их, судорожно сжимая рукоять кинжала или осиновое копьё... Чем дольше они будут медлить, тем больше я ослабею от напряжения... Если же они придут в ближайшие дни, созвав на подмогу другие кланы, тогда я буду слишком слаб, чтобы оказать сопротивление... Моя Сенька... Мне страшно за неё! Защитит ли её серебряный крест? Увы, только от приближения кровопийц. А от брошенного кинжала или ножа её ничто не спасёт... Странно, я не только хочу, чтоб она жила, что естественно, мне ещё боязно за смелого отца Георгия! И почему я закрыл его собой? Точно, он умеет пробуждать лучшие стороны у людей... Сам источник Света, ещё и пробуждает его в остальных!