И тут меня осеняет мысль. Я бы даже поперхнулся восхитительным кофе, если бы минутой раньше не допил его. Сон в руку — наверняка мне опять всучат что-нибудь нераскрываемое и очень мокрое. Почему мне пришла в голову эта мысль? Какой-то хитрый маленький Турецкий, который сидит где-то в глубине меня, временами прозорливо предугадывает сюжетные ходы моей биографии. На самом-то деле именно этот маленький хитрец и должен был стать следователем по особо важным делам, а вовсе не я, мирный и добродушный человек. Ну это я слишком загнул, не такой уж я и добродушный...
Телевизор бубнит о погоде и природе, но я хорошенькую и строгую дикторшу уже не слушаю. Пора на службу.
Живу я сейчас в самом благословенном районе Москвы. Когда я сдуру затеял в собственной квартире ремонт, совершив первое и непоправимое его действие — то есть варварски сорвал со стен обои с самыми благими намерениями, я никак не предполагал, что этим мой ремонт и завершится. По крайней мере, надолго затянется. Посему, когда мой друг Саня Афанасьев предложил, уезжая на полгода, пользоваться его хатой, я тотчас согласился. И моментально переехал, захватив лишь родной телевизор и электробритву. У бородатого эстета Афанасьева ни того, ни другого сроду не водилось.
А что мне одному нужно? Необходимая одежда, бритва да телеящик, чтобы совсем не закиснуть. Жена с дочкой на все лето уехали к знакомым в деревню под Владимиром. Перед их отъездом мы с Ириной долго выясняли наши отношения, но так до конца и не выяснили. И я в очередной раз убедился, что с моей профессией жениться — самое что ни на есть последнее дело. Положа руку на сердце, я так и не знаю — считать себя человеком женатым или холостым. Со всеми вытекающими из этого последствиями.
Теперь моя родина — Беляево. Всего каких-нибудь двадцать лет назад на месте моего дома была самая настоящая деревня — с садами, огородами, коровами и соловьями. Соловьи, кстати, до сих пор летом поют. Красота! Из моего окна за крышами домов виден лес, который тянется от Черганова до самого Ясенева. И магазины ночные в округе пооткрывали, теперь всегда хоть кусок хлеба с сыром купить можно.
Я влезаю в костюм, к которому в отличие от обращения по имени-отчеству привыкнуть никак не могу. Но особенно к идиотскому галстуку. Эту штуку явно придумали женщины, чтобы досадить мужикам. Надо же додуматься — петлю на шею! Кстати, в деле Ферапонтова жена именно галстуком задушила якобы горячо любимого мужа. Особенно невыносима эта сбруя в жару. Но положение обязывает, я раздуваюсь от гордости.
Косте Меркулову еще жарче на новой должности. Ему ото всех достается, даже от Президента. Слишком заметен стал. Недавно он мне рассказывал о приеме в английском посольстве, где этот матерый сыщик так и не смог понять, кто ж там дипломат, а кто — официант.
Одно к одному, не иначе как попугай накаркал — снова лифт не работает. И вот еще — опять этот чудак из второго подъезда свою старушку «вольво» впритык к моему бамперу поставил, ладно, вырулим как-нибудь.
Выезжаю на Профсоюзную. Очень люблю этот кусок — под горку от Беляева до Новых Черемушек. Такое впечатление, что не столько едешь, сколько почти летишь. Особенно когда машин мало. А киосков-то поменьше стало, и выглядят они поопрятней. Сколько же по их поводу все плевались. Теперь сигареты на каждом перекрестке купить можно. И выпить. Но это уже не за рулем.
Москва за последнее время, конечно, сильно изменилась, и нельзя сказать, что в худшую сторону. Конечно, все дороги перерыли, но ведь когда-нибудь это кончится. Строить много стали, центр помаленьку реставрируют. Москва, может, и станет когда-нибудь похожа на нормальный город.
Еще бы с нашим подшефным контингентом разобраться. Они ж в Москву как пчелы на банку с медом летят. Говорят, что в Москве «мерседесов» уже больше, чем в Берлине. «Мерседес» у нас вроде значка. Любой можно останавливать, почти наверняка на пакостника наткнешься.
Я проскакиваю Октябрьскую площадь, теперь вроде бы она называется Калужской. Ногу сломишь в этих новых старых названиях. Слева — церковь Иоанна Воина, наверное самая красивая в Москве. Напротив — французское посольство, похожее на терем-теремок. Помню, когда французы праздновали День взятия Бастилии, к воротам посольства выстроилась длиннющая очередь очень хорошо одетых людей.