Дамы явились на десять минут раньше, но Уилли уже восседал за тем же столиком, где они беседовали с Пайпер полторы недели назад.
— Вот он, — указала Пайпер.
— Ты не говорила, что он такой приятный на вид, — прошептала Берни.
Уилли зачесал остатки волос на розовый череп. Рубашку, похоже, попытался погладить самолично, а к серым брюкам подобрал с виду новые белые сникерсы. Пайпер обняла Берни за талию, благодарная за ее солидарность.
— Я хотела сделать сюрприз. Пойдем.
Берни двинулась вперед с видом идущей на казнь. Уилли встал, и Пайпер их представила друг другу. Берни взяла с места в карьер:
— Я знаю, вы думаете, что я сумасшедшая старуха.
Пайпер не могла пропустить этот пас.
— В первый раз ты увидела Уилли с сырной головой.
— Что верно, то верно, — подтвердил Уилли, пока они усаживались. — Чтобы людей отпугивать.
Берни заботливо осмотрела его:
— С чего это вы? Людям нужны люди.
— Вот дети то же самое мне говорят, когда звонят. Раз в неделю бывает. Нет чтобы побеспокоиться навестить меня.
— Как вам повезло, что у вас есть дети. Мы с Говардом не могли иметь детей. У Говарда низкий показатель, если вы понимаете, что я имею в виду.
Уилли глубокомысленно кивнул:
— Паршиво. Не повезло вам.
Берни уронила сумку на пол.
— Вот и я говорю. Когда Говард…
Пайпер вскочила:
— Мне нужно позвонить.
Выдумка, разумеется. Просто настроение и так не ахти, чтобы еще выслушивать рассказ о низком количестве сперматозоидов Говарда Берковица.
Берни махнула ей, отпуская.
Пайпер расположилась снаружи магазинчика за одним из двух металлических выносных столиков, предназначенных для более теплых дней, а не для типично городской ноябрьской мрачности. Низко нависшие серые облака лишали возможности пробиться солнечному свету. Пайпер размышляла, сколько времени займет у обычного человека залечить разбитое сердце. Может, если утроить это время, то у нее появится идея, когда она снова, возможно, вернется к нормальной жизни, поскольку нынче каждый день проживала с чувством, будто в теле застряли зазубренные осколки.
Зазвонил сотовый.
— Пайпер, это Аннабел Чампьон.
От радостного голоса Аннабел стало чуточку лучше на душе. Аннабел поболтала несколько минут, прежде чем приступить к делу.
— Хотелось бы с тобой встретиться по поводу небольшой работы. Наняла одну компанию проверить кое — какую подноготную, а она еле чешется. Хочу, чтобы ты забрала эту работу.
Еще месяц назад Пайпер пришла бы в восторг, но все ее нетерпение сошло на нет, будто истек срок действия ее прежней.
В ухо шепнул Дюк: «Не женское это дело. Поверь мне».
Дюк тысячу раз не прав. Ее несчастье не имеет ничего общего с тем, что она женщина, а с ее ошибочной верой в то, что управлять «Расследованиями Дав» — все, что ей хотелось в жизни.
Пайпер потерла ладонь о джинсы.
— Можно, я тебе перезвоню? Я очень благодарна, но… кое — что пересматриваю.
— Хочешь, поговорим?
Аннабел такая открытая и не склонная осуждать, что Пайпер чуть было ей не доверилась, однако как могла ее понять женщина столь успешная в делах и любимая мужем?
Пайпер дала правдивый, но более сдержанный ответ.
— Оказалось, что сидение в засадах наскучило до слез, к тому же я терпеть не могу рассказывать женщинам, что мужья их обманывают.
— Прекрасно понимаю, — согласилась Аннабел.
— Мне требуется переоценка.
— Нам всем не мешает проводить ее время от времени. Освобождаться от лишнего и бесполезного и творить что — то новое из того, что есть.
Совет хороший, только Пайпер больше не знала, что ей нужно.
Поговорив, Пайпер вернулась в магазинчик, где Берни прогнала ее, оповестив, что Уилли вызвался подвезти ее домой.
Пайпер сказала ему «нет». А ведь «нет» означает «нет»? Но Купер спать не мог. Забывал поесть. И начал заглядываться все больше и больше на бутылки в баре. Он был уверен, что Пайпер наконец ответит на телефонный звонок или, по крайней мере, на сообщение, однако ничего подобного не произошло. Он был не ближе к разговору с ней сейчас, чем когда она выходила из его больничной палаты полторы недели назад. Больше Купер не мог с этим мириться и поехал на старую квартиру Пайпер.
По дороге туда он продолжал вспоминать, что сказал Джаде насчет преследования, но попытка просто поговорить с Пайпер вряд ли расценивается как приставание, верно?
Хотя, может быть, это спорный вопрос.
Прежде его впускали парни, живущие на нижнем этаже, но на сей раз они не ответили, хотя Купер видел какое — то движение в окне. Потом попытался вызвать Дженнифер Маклиш, но ответа не получил. И тогда нажал кнопку квартиры миссис Берковиц.
— Кто там? — спросила она в интерком.
— Это Купер Грэхем, миссис Б. Вы меня не впустите?
— Купер кто?
— Грэхем. Купер Грэхем. Вы не могли бы открыть мне дверь?
— Я бы открыла, — нерешительно сказала она, — но … я поранила руки и не могу нажать кнопку.
Откровенная ложь, ведь она уже нажала на переговорное устройство.
— А нажмите локтем, — настойчиво посоветовал Купер.
— Артрит не позволяет.
Он раздумывал минуту.
— Если я поднимусь, может, вы угостите меня своей сливочной помадкой? Лучшее, что я пробовал.
Длинная пауза, потом хриплый шепот:
— Она мне не позволит. Она предупредила нас всех, чтобы вам не открывали. — Берни перестала шептать. — Нехорошо играть женским сердцем. Вот что я хочу сказать по этому поводу.
Устройство щелкнуло, отключившись. Купер, сильно разозлившись, сделал то, что поклялся никогда не совершать. Он стал поджидать у машины Пайпер, хотя чувствовал, что тем самым ничем не лучше бывшего дружка Кары, Хэнка Маршалла. Однако что еще Куперу оставалось делать, если он должен с ней поговорить?
Он почти два часа проторчал на холоде, прежде чем наконец она появилась. Пайпер надела зимний пуховик, один из тех, которые выручали чикагских женщин. Снова обкорнала ножницами волосы, и те трепетали, как нежные перышки.
Завидев Купера, Пайпер встала как вкопанная, глубоко засунув руки в карманы.
— Оставь меня в покое!
Развернулась и рванула в дом.
Купер рассердился на себя. Она ясно выказала свое отношение, а он внимания не обратил. Потому и чувствовала себя так, словно вывалялся в грязи.
Он ехал, куда глаза глядят, не зная, что делать. В конце концов направился в тренажерный зал, хотя врачи не разрешили ему тренироваться. По дороге его остановил полицейский за превышение скорости, но предсказуемо отказался выписать штраф, несмотря на то, что Купер на этом настаивал. Пайпер была права. За рулем ему сам черт не брат, и нужно нести ответственность.
Пайпер с дулом у виска… Картинка застряла в мозгу, как кадр фильма, застывший на экране. В тот момент туман окончательно рассеялся, и мозг Купера понял то, что сердце пыталось сказать ему несколько недель, — как сильно он любит Пайпер Дав. Она часть его. Его смех, его утешение.
И более того. Также его совесть и его опора. И его вызов тоже, но не такой, в который верит она. Быть с ней — скорее бросало ему вызов стать лучше, найти место в мире, которое не зависит больше от победы по очкам, впустить в свой мир другого и доверить ему помочь нести общую тяжесть.
Однако, кто он для Пайпер? Спасибо Дюку Даву, Куперу, возможно, никогда этого не узнать. Пайпер достаточно рассказала о своем детстве, чтобы домыслить остальное. В угоду отцу она должна была подавлять любое чувство, которое могло его раздосадовать. Дюк наказывал ее за слезы и поощрял стоицизм. Его миссия состояла в том, чтобы воспитать из дочери воина достаточно сильного, чтобы выжить в жестоком мире, убившем ее мать, и он воспитал воина. Но потом запер ее, отказавшись предоставить поле битвы, данное ей при рождении.
Собственное воспитание Купера сильно отличалось. Хотя его отец сражался с собственными демонами, он никогда не стыдил сына за присущие всем детям чувства.