В момент, когда они налетают на спящую деревню, они уверены в успехе, причем не только потому, что противник беззащитен и не может выйти из хижин, не оказавшись проткнутым ударом копья, но также — и прежде всего — потому, что действуют их «снадобья». Враг находится в их власти, он им «отдан» (doomed) так же, как заколдованный человек «выдан» тигру или крокодилу. Он не в состоянии себя защитить. Чаще всего происходящее подтверждает то, чего ожидали нападающие, и избиение без помех завершается. Но если возникает непредвиденное сопротивление, если несколько или хотя бы один из нападающих убит или серьезно ранен, атака тут же прекращается и все отступают, поскольку доказательство, что «снадобье» не действует так, как рассчитывали, налицо. Может быть, его действие блокировано другими, более сильными «снадобьями», которыми воспользовался враг? Продолжать атаку было бы безумием.
Доктор Нивенгейс указал на эту особенность на Борнео: «Весьма показательным является также тот факт, что в сражениях, которые завязывают между собой эти племена, достаточно смерти или серьезного ранения одного-единственного человека, чтобы обратить в бегство целое племя. Действительно, в этом видят совершенно определенный знак того, что духи разгневались, а это немедленно вызывает сильное чувство, что то же самое произойдет с ними со всеми»[57].
Однако это сильное чувство порождается главным образом страхом, что невидимые силы настроены враждебно. Стоит лишь проявиться какому-либо признаку этого нерасположения, как первобытный человек склоняется перед этим решением так же, как он всегда безропотно принимает приговор ордалии. На островах Фиджи «сразу после того, как преступный замысел терпит неудачу, туземец оставляет мысль о том, чтобы попытаться еще раз. Он поджигает дом, однако пламя вовремя погашено: поджигатель смиряется со своей неудачей и более попыток не возобновляет. Предотвращено убийство: те, кто намеревались его совершить, полагают, что так оно и было решено. Какой-то бедняга попал в плен: он не пытается спастись. Все, чего он желает, это скорейшего прекращения своих страданий»[58].
Эти самые фиджийцы стараются обеспечить себе спасение в случае, если сражение не складывается немедленно же в их пользу. «В их подготовке к нападению, — сообщает Уотерхауз, — совершенно поразительно выглядит забота о мерах, предусмотренных на случай поражения. Иногда они тратят много дней на подготовку орна (тропинок для спасения в случае неудачи), тогда как само нападение займет лишь считанные часы»[59]. Смелости фиджийцам было не занимать, однако они не могли идти против решения невидимых сил и полагали разумным предусмотреть и такой случай, когда эти силы оказались бы против них.
Так же и в экваториальной Африке, «когда два вождя воюют друг против друга, победа зависит не только от силы и храбрости, как мы бы об этом подумали, но также и от их «снадобий». Если в рядах самого могущественного вождя падают несколько человек, все немедленно отступают. Это войско признает, что его «снадобья» не принесли успеха. Ничто не способно убедить их начать новое сражение»[60]. Наконец, это же убеждение заставляет действовать подобным образом индейцев крик, которые с такой верой следовали за молодой девушкой, превращенной ими в проводника. В конце концов они встречаются с вражеской стороной и дело заканчивается ее полным избиением: «Эта первая схватка, — говорит отец де Смет, — повергла победителей в ужас, поскольку они также потеряли семь человек убитыми и пятнадцать ранеными. Они сняли повязку с глаз молодой героини, а так как маниту, которых они считали столь благосклонными, теперь представлялись им противниками их военных планов, то воины в большой спешке рассеялись, выбрав самые короткие пути для возвращения домой»[61].