Итак, есть сновидения, вызываемые как предзнаменования, потерявшие со временем свое первоначальное значение мистических причин и сохранившие лишь значение знака и предсказания. До того как стали просто просить у спонтанных или вызываемых сновидений открыть будущее, через них старались обеспечить себе защиту сил невидимого мира и успех в предприятиях. В настоящее время за тем вниманием, которое уделяют во многих обществах сновидениям как предзнаменованиям, продолжает жить более или менее сгладившееся воспоминание о том более глубоком мистическом значении, которое им приписывали первоначально.
Сновидение почти повсюду вначале было гидом, за которым всегда следовали, непогрешимым советчиком и часто даже, как в Новой Франции, — повелителем, приказы которого не оспаривались. Что же может быть более естественным, чем попытка заставить говорить этого советчика, посоветоваться с этим хозяином, спросить в трудных обстоятельствах его мнение? Вот типичный пример этого в рассказе миссионера Макдональда. «Вождь прощается. Мы убеждаем его отправить своего сына в школу, а он отвечает нам: «Я посмотрю об этом сон». Он сообщает, что вожди Магололо очень часто руководствуются сновидениями. Мы обмениваемся несколькими замечаниями по этому поводу и, покидая его, делаем подарок, чтобы побудить его увидеть благоприятный сон»[16].
По ироническому тону миссионера чувствуется, что он принял слова вождя за неуклюжее оправдание. Поскольку у того не было никакого желания отправлять своего сына в школу при миссии, а прямо заявить «нет» он не осмеливался, то кажется, будто он выпутывается из положения, обещая «увидеть об этом сон». Трудно сказать, не присутствует ли в его ответе и в самом деле отчасти желание выиграть время. Однако столь же вероятно, что в этом ответе чистосердечно выражен ход мыслей вождя. Если он уступит просьбе миссионеров, если он доверит им своего ребенка, то он отважится на то, чего никогда не делал, он порвет с традицией, он, безусловно, прогневит предков, а кто знает, каковы будут последствия их гнева? Прежде чем решиться на такое, он хочет, следовательно, побеседовать с ними и спросить их мнение; он узнает, согласны ли они или против того, чтобы его сын посещал школу белых.
Есть ли лучший способ, нежели сновидение, чтобы узнать их отношение? Европеец сказал бы: «Я об этом подумаю». Вождь Магололо отвечает: «Я увижу об этом сон». Один размышляет о возможных следствиях своего решения. Другой советуется во сне с предками, которые, хотя и мертвые, составляют все еще часть социальной группы, держат в своих руках ее судьбу и неудовольствие которых нельзя навлечь ни в коем случае.
Сновидения, несмотря на то, что его домогаются и вызывают, может и не быть. В этом случае первобытный человек прибегнет к другим способам общения с силами невидимого мира. Самый простой и самый действенный из них — это прямой вопрос всякий раз, когда это возможно. Этот способ используют по отношению к мертвым, чьи связи с группой живых еще не до конца разорваны, и особенно по отношению к недавно умершим. Последние обычно находятся недалеко. Присутствие тела либо в хижине, либо поблизости, либо в своей еще совсем свежей могиле равнозначно самому присутствию умершего. Следовательно, если живые заинтересованы от него что-нибудь узнать, то они его об этом спросят. Конечно, он больше не разговаривает, однако еще слышит, а способов получить его ответ имеется множество.
Спрашивать могут еще даже до того, как смерть, в нашем понимании, станет окончательной, то есть в тот промежуток времени, когда «душа», обитающая в теле, уже его покинула, но умирающий еще не перестал дышать, а его сердце — биться. Для первобытных людей такой умирающий, как нам известно, уже мертв, и именно этим объясняются столь частые поспешные погребения еще живых бедняг. «Когда больной находится при смерти, собирается вся его семья, и в доме не разрешается разводить огонь из-за опасения напугать табаран (духа). Туземцы полагают, что больной является онги (то есть одержим табараном), и задают ему вопросы самого разного характера. Голос умирающего передает ответы, однако говорит не он, а табаран. Его спрашивают: «Кто ты? Кто заколдовал тебя? Отвечай скорее или тебя сейчас сожгут»[17]. Это наблюдение неясно, однако из него следует, что семья умирающего (который, по ее мнению, уже умер) задает ему вопросы, на которые должен ответить табаран. В провинции Виктория в Австралии родственники наблюдают за ногами умирающего: их движения указывают направление, откуда пришло преступление, а также служат проводником туда, где совершится месть[18]. Тем не менее присутствующие в это время обычно заняты исключительно теми обрядами, которые надо совершить в момент смерти. Чаще всего они испытывают сильнейшее чувство страха и ничего так не желают, как поскорее избавиться от присутствия покойника. Поэтому они ни в коем случае не осмеливаются его задерживать. Итак, они воздерживаются задавать ему вопросы. Это будет сделано позже, когда пройдут первые, столь критические часы.
18
Stanbridge. On the aborigines of Victoria // Transactions of the Ethnological Society. 1861, I. p. 299.