Выбрать главу

Как голос Горы Железной, гремел голос Борисова:

— …за его отличную работу, за его чуткое отношение к молодежи рудника, за ту любовь, с которой он, наш богатырь, воспитывает новых стахановцев примером своего труда и своей чистой жизни…

«Это он о Пестове, о бате! — металась мысль Пани. — Ну да, о бате. Примером труда и жизни… О бате!»

— Пестова, шефа нашего, качать! — послышались голоса.

Паня стоял неподвижный и побледневший. Показалось, что снова открыли летку домны Мирной, но металл теперь своевольно свернул с дороги и весь хлынул в сердце, такой жаркий, такой ослепительный, что Паня, даже губу закусил. Он стоял в толпе, опустив глаза, и боялся взглянуть на соседей, чтобы не выдать того, что творилось в его душе… Гора Железная, строгая и справедливая, написала имя Пестова первым на доске почета и славила его за неустанный труд, за чистое сердце, за те радости, которые он нес людям.

До Пани откуда-то издалека донестись слова Борисова:

— …победителя в предоктябрьском социалистическом соревновании, достойного ученика Григория Пестова, человека, блестяще освоившего технику и передовые методы работы…

«Это он о Степане, о победителе!» — И Паня стал аплодировать.

Задача жизни

По домам гости домны Мирной разъезжались в троллейбусах и автобусах.

Григорий Васильевич и Паня вышли из автобуса в начале улицы Металлургов и направились через город пешком — посмотреть, как Железногорск встречает праздник.

Город готовился к празднику дружно. Это было видно даже на тихой окраинной улице. Над дверями домов появились портреты Ленина и Сталина, красные флаги и хвойные гирлянды. На подоконниках, за прозрачными, как хрусталь, стеклами домохозяйки выставили пламенеющие розаны и лимонные деревца с плодами — почти в каждом Железногорском доме выращивают их, — и тут же красовались празднично одетые куклы, шагающие экскаваторы, собранные из деталей «Конструктора», рисунки, получившие в школе пятерки, и аквариумы с золотыми рыбками.

— Празднуют и малые и старые! — сказал Григорий Васильевич.

На улице Ленина, главной улице Железногорска, Пестовы задержались, рассматривая украшенные витрины магазинов, выставку проектов новых зданий, электрифицированную карту волжских строек на здании Энергосбыта.

— Значит, пятилетку рудника кончили и домну Мирную пустили, Панёк, — сказал Григорий Васильевич, следя за огоньками, перебегавшими на карте от одной стройки к другой. — Соберемся сегодня во Дворце культуры на торжественное заседание. Шумно будет!

— Малахитовую доску почета откроем, — добавил Паня. — Ты рад, батя, что твое имя на доске почета первое? Я так здорово рад!

— Да уж знаю тебя… Только смотри, Панька! — И Григорий Васильевич, улыбаясь, похлопал кончиками пальцев себя по губам и потянул Паню за кончик носа — мол, не подпирай носом небо.

— Нет, ты неверно обо мне подумал, — стал серьезным Паня. — Совсем неверно, батя… Я потому рад, понимаешь, что это правильно… Правильно, что тебя написали первым.

— Ты думаешь? Почему так?

— А как же, батя! Ты же и сам хорошо работаешь, и других учишь, ты как надо делаешь. Я потому и рад, что хочу таким быть, как ты. Десятилетку кончу, на экскаватор пойду к тебе учиться, выучусь на отлично и других буду учить. Станешь учить меня на машине, батя?

— Ишь, какой у тебя план! — качнул головой отец. — А как же насчет института или техникума? Неужели десятилеткой хочешь обойтись?

— Буду учиться, как Степан Яковлевич, как Гоша Смагин, без отрыва от горы. Мне в гору охота, батя!..

Осталась позади улица Ленина, потом Центральная площадь, где, как мимоходом заметил Паня, портрет Пестова теперь занимал первое место в праздничной портретной галерее.

Молчал Григорий Васильевич, молчал и Паня, дожидаясь его слова.

Они поднялись на улицу Горняков.

С Касатки перед ними открылся весь Железногорск, осыпанный ранними огнями, праздничный. На домнах-гигантах уже зажглись четыре красные звезды, яркие на сером фоне неба, будто кремлевские звезды дружным роем перелетели в горное гнездо…

— Что же, — сказал Григорий Васильевич, любуясь городом. — Мысли у тебя хорошие, самостоятельные. Хочешь хоть потруднее, да лучше сделать. Доверия ты как будто заслуживаешь, свое слово насчет ученья сдержал, и сейчас у тебя план хороший. Я не возражаю… Ты уже в комсомол вступаешь, выполняй по-комсомольски. Только вношу я поправку: ты хочешь быть таким, как я… Малого ты, однако, хочешь. Ставлю вопрос так, что ты должен быть куда лучше меня. Иначе не выходит, Панёк! Ты образование получишь да сколько еще увидишь, узнаешь. Новая пятилетка начнется, техника еще вырастет, а при коммунизме она какой будет!.. Это ты понимаешь? — Он обнял Паню за плечи. — Придется, впрочем, и мне подтянуться, чтобы тебе больше работы задать. Думаю на вечернее отделение горнометаллургического техникума поступить. Уж я тебе покажу, как надо пятерки добывать!