— Он тебя ко мне ревнует. Он мне сегодня чуть в горло не вцепился, думая, что я влюблен в тебя до беспамятства. А ты в кино меня зовешь, хочешь, чтобы он все-таки где-нибудь тайком меня удавил? А я-то думал, что тебе понравился и ты хочешь со мной дружить.
— Май! — возмущенно выдыхает Вера. — Это что, правда?
— Малыш, я…
— Увидимся, — подмигиваю я ему.
***
Теперь каждую свободную минуту в универе я провожу с Верой и Маем и описать испытываемые чувства от осознания этого факта я не в силах. Мне одновременно очень классно, потому что я могу любоваться Маем в режиме нон-стоп, хреново — оттого, что я каждый день вижу его благоговейное отношение к Вере, его к ней любовь, — и паршиво — оттого, что при всём этом мне очень нравится Вера и я прекрасно осознаю, что их отношения с Маем — это очень здорово, очень искренне, очень правильно. Я вроде и счастлив за них, а вроде и каждый раз, когда Май целует свою девушку, представляю на ее месте себя. Иногда я думаю, что, может, то, что я испытываю — это и не любовь вовсе, а так, влечение, желание, похоть, но потом я ловлю на себе взгляд ярко-синих глаз и понимаю, что всё куда глубже, куда серьезней и куда безнадежней. Я бы, наверное, почку продал, чтобы больше не чувствовать этого. Я так отчаянно хочу, чтобы Май был для меня просто другом, но, кажется, это неосуществимо.
Май разболтал Вере, что я в кого-то влюблен и эта любовь несчастная. Вера, как и положено всякой романтично-наивной девушке, тут же говорит, что нет ничего невозможного, нет никаких преград для любви, и даже если это любовь не взаимная, то я ещё обязательно встречу свое счастье и она даже может с этим мне помочь — у нее куча свободных подруг. Мне бы сказать, что вряд ли мне понравится хоть какая-то из ее подруг, потому что у них нет члена, мне бы рассказать, кто на самом деле предмет моей любви, но рушить дружбу не хочется. Я уверен, что Вера не осудит моей ориентации, как и уверен, что моей увлеченности своим парнем она мне не простит.
Когда я прихожу согласовывать с Ковичем практическую часть курсовой работы, он снова намекает, что было бы неплохо изучить хранящуюся у него дома монографию, потому что иначе он ее может отдать другим студентам. Кажется, это был тонкий намек на толстые обстоятельства — мол, тебя, такого принципиального, я долго ждать не буду.
— Вы можете принести ее сюда, — предлагаю я. — И я с радостью с ней ознакомлюсь.
Кович внимательно на меня смотрит, вздыхает.
— Ну ты же не тупой, Даниил. Всё понимаешь.
— Вы тоже не тупой, Игорь Александрович. Всё понимаете.
— Тебе я не нравлюсь? Или род моей деятельности? Или то, что я сразу зову тебя к себе домой? Ну, так мы можем пойти в клуб или куда ты захочешь. — Надо же, а ему, кажется, и впрямь надоело ждать.
— Дело не в этом.
— Но ты же понимаешь, что это глупо? Поверь, ты не сможешь быть просто рядом, однажды тебя прорвет — и ничего хорошего из этого не выйдет.
— О чем Вы?
— Не прикидывайся идиотом, все мы знаем, что это не так. Он любит свою девочку, Даня. А потом, возможно, полюбит и другую. Это всегда будут девочки.
— Что скажете по поводу моего исследования? Всё в порядке? Я могу продолжать?
Кович смотрит на меня внимательно, вздыхает и протягивает мне черновик работы:
— Смотри, вот тут нужно исправить…
***
— Дурацкие матметоды, нихера в них не понимаю, — сердится Май. — Почему я не выбрал теоретическую курсовую? Нет же, в практику понесло, мучайся теперь.
— Дань, а ты уже обработал свои результаты? — спрашивает Вера.
— Ага, — киваю я. — Обработал.
— Значит, ты можешь помочь Маю? Ну, я бы тоже посмотрела, как ты это сделал. Уже был у Ковича?
— Угу, — вяло киваю я, вспоминая свое посещение. — Был.
— Что-то случилось? Ему не понравилась твоя работа? Ты какой-то хмурый.
— Всё в порядке, Вер.
— Оно и видно. Это из-за той девушки? Ну, которую ты любишь.
Я гляжу на Мая, который задумчиво уставился в учебник, засунув кончик карандаша в рот, и киваю. Перевестись, что ли, в другой университет? Пошло оно всё к черту…
***
Всё рушится одним прекрасным зимним днем. Мы уже защитили курсовые, сдали все зачеты и досдавали последние экзамены, собираясь отметить наступающий новый год где-нибудь в клубе. Вера получила пару экзаменов автоматом и предложила отметить это отдельно, у нее с Маем дома. Я, естественно, как их друг, просто обязан был присутствовать, хотя и сопротивлялся изо всех сил — ну не хотелось мне смотреть на их любовное гнездышко, не хотелось смотреть на очередное доказательство их крепкого чувства, не хотелось делать себе ещё больнее. Проклятый Кович был прав: со временем находиться рядом с этой сладкой парочкой было все сложнее и сложнее, как бы я ни старался, я не мог стать ему — Маю — просто другом. Но и без их компании я уже не мог, не умел. Я несколько раз порывался разорвать с ними все отношения, несколько раз начинал готовить документы для перевода в другой вуз, но так и не смог довести до конца ни первое, ни второе — я был для этого слишком слаб и труслив. Мне бы побольше смелости, уверенности, поменьше бы страха. Мне бы заинтересоваться уже кем-нибудь другим, не представляя каждый вечер в душе, что меня ласкают руки Мая — не мои.
… Мы с Верой накрывали на стол, когда пришел Май. Взбудораженный весь, взъерошенный, костяшки сбиты.
— Ты что, дрался? — ахнула Вера — всегда очень переживает по этому поводу, зная, что у Мая проблемы с контролем гнева, ему бывает сложно остановиться, когда он распален.
— Немножко, — выдохнул Май, кончиками пальцев проводя по щеке Веры — очень интимный, нежный жест. Мне непреодолимо хочется подставиться под его ладонь, чтоб он и меня так. — Не волнуйся. Я, можно сказать, отстаивал честь нашего с тобой друга. — И кивает на меня.
— Чего? — удивляюсь я. — А что, на мою честь кто-то покушался?
— Ага. Здоровенный такой, с четвертого курса, мы с ним вместе на бокс раньше ходили. Встретились, разговорились, а потом он у меня спрашивает, не стремно ли мне, мол, с педиком водиться. Я не понял, о чем он, переспросил, ну, он и говорит, что, мол, твой новоиспеченный дружок голубых кровей, сладкий. Ну, я ему и врезал.
— Зря, — еле слышно выдохнул я.
— Ну чего зря-то? — фыркнул Май. — Он моего друга пидором называет, а я молчать буду? Не-е-ет, это не про меня!
А я вдруг понимаю, что лучшего шанса у меня не будет. Что сейчас я могу со всем этим покончить. Будет больно, но зато раз и навсегда. Кто знает, может, получится вырвать это дурацкое чувство из своей души, может, презрение со стороны Мая поможет…
— Зря, — тихо, но твердо произношу я. — Потому что он сказал правду, Май.
У Веры глаза становятся похожими на блюдца, а у Мая отвисает челюсть:
— Ты гей? — хрипло переспрашивает, будто не может в это поверить.
— Ага, — киваю я, а потом подхожу к растерянному Маю и целую его в щёку. — А ещё я тебя люблю, Май. Вот так.
Ухожу я в гробовой тишине.
***
Естественно, я не смог придумать ничего лучше, чем напиться. Большинство по пьяни звонят бывшим, а я звоню несостоявшемуся. Звоню Ковичу и заплетающимся языком сообщаю, что готов изучать его монографию хоть всю ночь, так глубоко, как он того захочет. Кович сразу диктует адрес и велит вызвать такси. Я приезжаю к нему спустя полчаса и буквально падаю в его объятья.
В домашней одежде он воспринимается совсем по-другому, и это здорово — вряд ли бы я смог полезть целоваться к своему преподавателю-Ковичу. А вот к просто парню-Ковичу — запросто.