— И-и-игорь, — тяну я и пытаюсь его поцеловать. — Доставай свою монографию из штанов, я готов!
— Я вижу, — хмыкает он, уворачиваясь от моих поцелуев. — Прекрати, ты пьян.
— И чертовски хорош собой. Ну чего ты, Кович, ты ж меня хотел! До-о-олго… Вот он я, давай, бери!
Просыпаюсь я на широкой кровати, один и совершенно голый. Не успеваю я мысленно обозвать себя идиотом, как хрипловатый голос откуда-то сбоку сообщает:
— Не переживай, ничего не было. Ну, кроме того, что ты пытался станцевать стриптиз и очень просил тебя трахнуть.
— Чего ж ты не согласился? — бурчу я, натягивая одеяло до подмышек. — Неужто в Вас, Игорь Александрович, моральные принципы проснулись?
— Едва ли. Просто я не имею обыкновение делить постель с истеричными мальчиками, упорно называющими меня Маем.
Я укрываюсь одеялом с головой. Стыдоёбище какое… Пить мне нельзя.
— И Игорь Александрович я в университете. Не находишь, что здесь, когда я уже успел восхититься великолепным видом твоей голой задницы, меня называть по имени-отчеству неуместно?
— А я думал, тебя это заводит, — бурчу я из-под одеяла.
— Вылезай уже, — фыркает Кович. — Рассказывай, как докатился до такой жизни.
Терять мне нечего, да и хуже уже быть не может, поэтому я отбрасываю одеяло с лица и пересказываю историю с Маем.
— Дурацкий поступок, — тут же реагирует Кович. — Но ушел красиво, ничего не скажешь.
— Я такой идиот…
— Если б я был конченым ублюдком, я бы сейчас сказал что-то типа «ну я же говорил!»
Я качаю головой:
— Что мне делать? Я, блять, так в себе запутался… Наверное, всё-таки стоит собрать документы на перевод. И чего я вообще в него влюбился? Он ведь даже не особо-то и красивый!
— Мы не выбираем, в кого влюбляться, — спокойно произносит Кович, сверля меня взглядом. — Это просто происходит, и мы ничего не можем с этим сделать. Кстати, Вера звонила тебе всё утро.
— Вера? — встрепенулся я.
— Перезвони, — предлагает Кович. — Вдруг что-то важное.
Ага, например, она лично решила мне сказать, что я мудака кусок…
Первое, что говорит Вера, это:
— Даня, с тобой все в порядке?
Голос у нее взволнованный, в нем совсем нет злости или ненависти, даже удивления нет, только беспокойство.
— Всё нормально, — хриплю я. — Прости, что я так…. Так… — ну вот, когда надо, никогда не могу подобрать слов, да что ж я за хуйло-то такое.
— Всё в порядке, — спокойно говорит Вера. — Я всё понимаю, я тебя не виню.
— Зато я сам себя виню.
— Ты ведь не можешь это контролировать, верно? — очень разумно говорит Вера и со вздохом признается: — Но мне всё равно хочется оттаскать тебя за волосы.
— Закономерное желание, — выдыхаю я и спрашиваю: — Как он, Вер?
— А сам как думаешь? — фыркает она. — После того, как ты ушел, он вообще на час завис. Потом очнулся, спрашивает, что это такое только что было. Потом бутылку шампанского вылакал и всё порывался пойти тебе твою морду гомосяцкую бить.
Я молчу.
— Почему ты не сказал сразу? — спрашивает меня Вера, а я не нахожусь, что ей ответить. Как, интересно, она себе это представляет? «Привет, Вера, я Даниил, приятно познакомиться. А ещё я парня твоего люблю!». — Господи, мне тебя и жалко, и очень хочется тебя ударить. Вот уж не думала, что когда-то буду вынуждена ревновать Мая к парню… Но ты-то что за гребаный мазохист?
— Не спрашивай меня ни о чем, — прошу я. — Извини, — говорю торопливо и бросаю трубку.
***
Кович в очередной раз пресекает мои попытки его соблазнить и твердо говорит, что секс из жалости и в благодарность его не интересует.
— У меня для этого есть студенты, — шутит он.
Он меня хочет, это очень заметно, а я уверен, что в этот раз у нас бы получилось, всё было бы неплохо, но он был прав — если это и случится, то уж точно не при таких обстоятельствах.
Все каникулы я сижу в комнате в общежитии и новый год встречаю там же, соврав родителям, что буду отмечать в дружной студенческой компании. Вера звонит мне пару раз, но я не отвечаю — мне до сих пор перед ней стыдно, а ещё я на нее злюсь, потому что она настолько хорошая и понимающая, что это бесит и раздражает. Будь она сукой, было бы проще. Будь Май сукой, кинься он драться — было бы проще возненавидеть и вытравить из себя дурацкую влюбленность, мешающую жить и спокойно дышать.
Я стараюсь не думать, ни о нем, ни о Вере, ни о ситуации в целом. Но у меня не получается.
***
Седьмого января я прихожу к Ковичу. Без предупреждения, без объявления войны. Он, слава богу, один. Он, слава богу, почти сразу начинает отвечать на мой поцелуй и не пытается закрыться от меня своими принципами.
С Ковичем хорошо. Я даже не ожидал такого. Он ненавязчивый, спокойный, неожиданно ласковый и отлично трахается. После секса вместо лекции о морали он начинает говорить о моей курсовой работе, я тут же понимаю, что занимался сексом со своим преподавателем, это, на самом деле, оказывается очень возбуждающим, и я с мыслью, что я конченный извращенец, набрасываюсь на Игоря второй раз.
Я живу у него всё оставшееся время каникул. С ним хо-ро-шо. Но всё равно не то. Не так, как должно быть.
***
Я опасаюсь, что Игорь не сможет оставаться ко мне равнодушным в университете, и зря — он провожает меня в коридоре равнодушным взглядом, едва ли замечает на своей паре и вообще ведет себя очень достойно, в отличие от меня. Потому что я сначала полдня пялюсь на Ковича, а следующие полдня — на Мая, который делает вид, что меня не существует. Зато Вера меня замечает и даже приветственно кивает, даже хочет подойти, но я сбегаю прежде, чем она это делает.
***
Всё пришло в норму, в хреновую, но всё же. Я бы даже сказал — всё вернулось на круги своя. Я снова стал одиноким парнем-задротом, Май с Верой снова стали для меня далекими, почти незнакомцами. Только у Ковича Игоря Александровича сменился статус: теперь я не просто студент, который пишет у него курсовую, а студент, который пишет у него курсовую в его же постели. Я, честно говоря, лишний раз предпочитал не думать, что между нами происходит, не пытаться как-то это охарактеризовать. С Ковичем мне было хорошо, уютно, спокойно — так, как давно уже не было. Кович был понятливый, он как-то интуитивно каждый раз подстраивался под мои желания и не упоминал произошедшее с Маем. Я и сам вспоминать стал все реже и реже. Сердце все так же болезненно сжималось, когда я видел Мая, но, скорее, по привычке. Я иногда ловил себя на мысли, что и люблю его тоже по привычке. А может, я эту великую любовь сам себе выдумал.
***
Впервые за долгое время выходные я проводил один. Кович свалил на какую-то там научную конференцию, сосед по комнате уехал к родителям. Гостей я не ждал. И уж тем более никак не ожидал увидеть Мая.
Если честно, то первым моим порывом было захлопнуть дверь прямо перед его лицом, потому что выглядел он как-то странно. По всем законам жанра ему полагается с мученическим стоном вцепиться в мое лицо, процедить сквозь зубы что-то типа «я столько лет бегал от себя, и вот появился ты и разрушил мою жизнь» и впиться в мои губы страстным поцелуем, но Май этого не знает, поэтому просто подозрительно оглядывает пространство комнаты (наверное, чтобы убедиться в отсутствии гей-оргии или чего он там себе надумал) и бурчит: