Стрелки просто были. И с этим приходилось мириться.
Джек стоял на окраине поселка и смотрел на пустыню сквозь темные стекла очков. Рядом с ним стоял староста поселка, которому в последнее время нравилось называться иностранным словом «мэр». Даже свой двухэтажный домик он именовал теперь не иначе как мэрией.
– Жалко, что ты их не поубивал, – сказал мэр.
– С моей репутацией не так уж часто возникает необходимость кого-нибудь убивать, – сказал Джек. – К тому же для вашего поселка я сделал только лучше. Я посеял в их сердцах ужас, который будет передаваться от поколения к поколению и заставит их обходить ваш оазис стороной. На мой взгляд, это куда продуктивнее, чем бойня, которую я мог бы устроить.
– Может быть, – сказал мэр. Он совсем не был согласен с последним утверждением стрелка, но спорить с Джеком не осмеливался.
– Они дали слово, и они его не нарушат.
– Конечно, – сказал мэр. – Все знают, что клятвы бедуинов святы. И они никогда не нарушают данного однажды слова. Нецивилизованные дикари.
Стрелок промолчал.
Он тоже никогда не нарушал данного однажды слова, и его представления о цивилизации сильно отличались от представлений мэра.
– Может, ты все-таки останешься? – спросил мэр безо всякой надежды на успех. Иметь в своем оазисе стрелка было бы весьма полезно, но никто никогда не слышал об оседлых стрелках.
– Нет, – сказал Джек. – Мой путь лежит через пустыню.
– Тогда почему бы тебе не присоединиться к какому-нибудь каравану? Купцы будут этому рады.
– Я не люблю ходить толпой.
– Твое право, – сказал мэр. – Ты уверен, что тебе не нужны какие-нибудь припасы?
– У меня есть все, что мне надо, – сказал стрелок, беря в руки свой саквояж.
Мэр был свидетелем, как десятью минутами раньше в этом саквояже бесследно исчез весьма увесистый мешок с золотыми монетами – гонорар Джека. С виду мешок был гораздо больше саквояжа, ибо местные жители высоко ценили свои жизни, но в саквояж он поместился без особых проблем.
– Тогда счастливого пути, – сказал мэр. – Только выполни еще одну мою просьбу, ладно? Она не слишком тебя затруднит.
– Проси.
– Если ты встретишь Джавдета, не трогай его. Он мой.
– Ладно, – сказал Джек.
За месяцы своего странствия по пустыне он настолько привык к этой просьбе, что считал ее частью обычного ритуала прощания. Скорее всего, думал Джек, никакого Джавдета не существует.
Джек покинул оазис утром и продолжал идти до глубокой ночи, когда белое солнце пустыни, покраснев от смущения, спряталось за барханами и на небо высыпали звезды.
Тогда Джек остановился, вытащил из своего саквояжа дрова, флягу с водой и мешок с припасами. Он развел костер, вскипятил воду, сварил себе кофе и поджарил кусок мяса. Поужинав, Джек расстелил спальный мешок, снял сапоги и шляпу и, забравшись внутрь мешка, уснул до самого утра.
Утром он снова выпил кофе, скатал спальный мешок и убрал его в саквояж, надел сапоги и шляпу и тронулся в путь.
Джек мало что знал о том, куда он должен прийти в конечном итоге. Цель пути, препятствия, которые могли на нем возникнуть, и общая протяженность маршрута были Джеку неведомы.
Стрелка это ничуть не удивляло. Никто из странствующих членов ордена Святого Роланда не знал о цели своих странствий. Вполне могло быть и так, что этой целью был сам процесс движения. Общего мнения на этот счет служители ордена не имели.
Утром четвертого дня Джек увидел голову.
Голова лежала на песке. Она была лысая и смуглая. На лбу и лысине блестели капельки пота, медленно испаряющиеся на солнцепеке.
Джек остановился и посмотрел на голову внимательнее. Сначала ему подумалось, что это мираж, но он еще никогда не встречал таких странных миражей, да еще на расстоянии нескольких шагов. И до сих пор ни один из встреченных миражей не имел обыкновения подмигивать Джеку левым глазом.
Джек подошел поближе. Нет, подумал он, это все-таки мираж. Откуда на таком расстоянии от ближайшего жилья может взяться такая вот голова?
Джек сделал еще один шаг по направлению к голове.
– Стой, – сказала голова.
Джек остановился. Мираж это или не мираж, но, когда тебе говорят «стой» таким голосом, лучше сначала остановиться, а потом разбираться со всем остальным.
– Круто, – сказала голова. – Мираж с дистанционным управлением.
– Ничего себе, – удивился стрелок. – Полноценная галлюцинация с визуальными и звуковыми эффектами.
– Он еще и говорит, – восхитилась голова.
– Ты кто? – спросил Джек.
– Возможно ли существование мыслящих миражей? – задумалась голова вслух. – Мираж может передвигаться, мираж может издавать звуки, но способен ли мираж думать? И если не способен, то стоит ли мне отвечать на его вопросы?
– Я не мираж, – сказал Джек. – Я реален.
– Ты в этом абсолютно уверен?
– На все сто.
– Вода есть?
– Конечно.
Голова с сомнением окинула взглядом Джека и его скромный саквояж.
– Вряд ли у тебя ее много. Дай попить.
– Сначала ответь на мой вопрос.
– Тебя не затруднит его повторить? А то я запамятовал.
– Ты кто?
– Если я тебе скажу, ты не дашь мне воды.
– Почему?
– Потому что. Я – Джавдет.
– Тот самый Джавдет? – уточнил Джек.
– Да.
– Кто тебя закопал?
– Никто. Тут зыбучие пески.
Джек с сомнением посмотрел себе под ноги.
– Совсем небольшой участок зыбучих песков, – пояснил Джавдет. – Сделай еще два шага, и тебя тоже засосет. А площадь всего участка – метра четыре от силы. Представляешь, как мне повезло? Тысячи квадратных километров обычного песка, и во всей этой чертовой бескрайней пустыне мне довелось угодить на участок площадью четыре метра. Здорово, да?
– Что называется, не повезло. Сколько ты уже тут торчишь?
– Два дня.
– Ты звал на помощь?
– А смысл? Я – Джавдет. Тут все в округе дали друг другу слово меня не трогать.
– Что же ты такого натворил?
– Долгая история.
– Думаю, что так оно и есть, – согласился Джек. – Только за последнюю неделю меня просили не трогать тебя двенадцать раз. Мне неясна только одна деталь, и я был бы тебе очень признателен, если бы ты меня просветил. Я много слышал о зыбучих песках, и меня удивляет тот факт, что твоя голова все еще торчит на поверхности.
– Это просто. Все дело в моей левой ноге.
– Что особенного с твоей левой ногой?
– Под ней что-то твердое. Подозреваю, что это булыжник или часть похороненной под песком скалы. Я все время стою на одной ноге, представляешь? Два дня на ней стою!
– Повезло, – сказал Джек.
– И не говори, – скорчил гримасу Джавдет. – Так ты дашь мне воды?
– Зачем? Чтобы ты подольше мучился? Смерть от обезвоживания наступает примерно через неделю, два дня уже прошло. Если я сейчас дам тебе воды, то тебе придется страдать еще целую неделю, а если не дам – всего пять дней. Так к чему длить твои страдания?
– Логично, – признал Джавдет. – Может быть, ты пойдешь еще дальше по дороге милосердия и просто перережешь мне глотку? И тогда страдания мои закончатся прямо сейчас.
– Этого я сделать не могу, – сказал Джек. – Меня настоятельно просили тебя не трогать.
– А я и забыл, – сказал Джавдет. – Извини.
– Не стоит извиняться.
– Тогда до свидания. Или, что будет точнее, прощай.
Джек присел на корточки.
– Ты можешь освободить руку? – спросил он.
– Могу, а что толку? Держать ее все время над головой мне тяжело, а стоит только положить на песок, как ее тут же засасывает.
– Если ты освободишь руку, я кину тебе веревку.
– А как же твое слово меня не трогать?
– Я кину тебе веревку, – сказал Джек. – А сам и пальцем к тебе не притронусь. Я не знаю, что ты натворил, но оставлять тебя здесь было бы слишком уж жестоко.