Выбрать главу

— Погибнут кони! — ужаснулся Петя. — Куда же они!

Не будучи в силах подавить свой страх и одновременно чувствуя, что он не сможет бросить лошадей, мальчик опять ухватился за вожжи и закричал тонким, срывающимся голосом:

— Держи-и-и, Зоренька-а-а! Держи-и-и!..

Вот и мостик, он совсем близко. Только бы успеть свернуть на него. Петя тянет за правую вожжу, все его силы, вся жизнь в этом напряжении. Лошади резко берут вправо и почти в ту же секунду колёса грохочут по бревенчатому настилу моста…

Как только опасность миновала, Петя обессиленно сел в зерно и закрыл лицо руками.

Дорога пошла положе, лошади начали замедлять бег, а через несколько минут, и вовсе остановились.

— Петька! Слышь, Петька! — вдруг раздался чей-то голос.

Мальчик поднял голову и оглянулся. Возле стояла подвода, в ней сидел Гаврюшка. Он ловко перескочил в Петину бестарку и сочувствующе заглянул ему в лицо:

— Ты плачешь?

Петя испуганно провёл по лицу рукой, оно было мокрое от слёз.

— Нет… Это я вспотел… — забормотал он, боясь, что Гаврюшка сейчас расхохочется и начнёт дразнить его.

Но Гаврюшка совсем неожиданно обнял Петю за плечи и вздохнул с облегчением.

— Ох, и передрейфил же я за тебя!

Петя всё ещё с недоверием заглянул Гаврюшке в глаза. Отчего он так бледен и в глазах испуг? Перед Петей был совсем другой Гаврюшка, обеспокоенный и подобревший. Голос у него совсем иной. Куда исчезли злые и насмешливые нотки?

И Петя вдруг неожиданно для самого себя сознался:

— Напугался я, Гаврюшка, до смерти… Ты ж видел…

— Видел… Когда ты к мосту летел, я аж глаза закрыл… Ну, думаю, всё!.. А ты!.. Здорово вывернулся и лошадей спас. Молодец, Петька!

— Ничего не помню… Всё как во сне…

— Это точно — бывает такое…

Ребята минутку помолчали, затем Гаврюшка толкнул Петю в бок и сказал повеселевшим голосом:

— А ты парень что надо! Сначала я тебя за размазню принял. Хочешь, дружить будем? Я таких люблю.

Петя давно улавливал Гаврюшкино расположение к себе, да его и самого тянуло к этому находчивому и весёлому пареньку. Но как Гаврюшку примирить с Колькой? Сейчас эта мысль была первой.

— А Колька как? — спросил Петя. — Ты ж с ним воюешь.

— Да я со всеми воюю и со всеми дружу, — весело махнул Гаврюшка рукой. — Характер у меня такой ежовый. А на Подсолнуха я сердит за то, что он меня перед пионерской дружиной опозорил.

— Так он же был прав. Если б ты его тогда послушался, не было б переэкзаменовки.

— Кто его знает… — Гаврюшка слегка задумался, затем ловко прихлопнул у Пети на плече овода и согласился: — Ладно, помирюсь и с Подсолнухом. Да я и воевал с ним так, только из спортивного интереса, чтоб скучно не было.

— Вот и хорошо! — обрадовался Петя и, стараясь не упустить удобного момента, предложил Гаврюшке то, что уж давно хотел сказать, но не решался: — Хочешь, мы с Колькой тебе поможем? У меня по математике всегда было пять.

Сначала чёрные брови у Гаврюшки сурово сдвинулись, затем он широко улыбнулся и добродушно толкнул Петю кулаком под рёбра:

— Идёт, чёрт с вами! У самого что-то плохо клеится, а через две недели экзамен.

— Ого, совсем мало времени осталось! Придётся тебя крепко на буксир брать.

Взгляд у Гаврюшки опять стал колючим и насмешливым.

— Хм… на буксир! Что-то не нравится мне это слово, я не привык тащиться в хвосте у других.

«А в учёбе?» — хотел сказать Петя, но промолчал. С Гаврюшкой всё время нужно быть начеку.

— Значит, сегодня вечером встретимся в моём шалаше? — спросил он.

— Это в том самом, где у вас будильник из медного таза был сконструирован? — не выдержал Гаврюшка и сразу прибавил примиряюще: — Ладно, кто старое помянет, тому глаз вон. Но знайте, сам я к вам не приду.

— Почему?

— Уж очень я гордый. Так что, если хотите помочь, приходите, я не прочь принять вашу помощь.

Петя невольно расхохотался. Получалось, что не они делали Гаврюшке одолжение, а он им. Но что с таким упрямым поделаешь? И Петя, соглашаясь, кивнул головой:

— Хорошо, придём.

Гаврюшка уехал. Петя слез с брички, осмотрел сбрую — ничего не оборвалось ли? — затем прицепил на место тормозную колодку. Всё в порядке, как будто ничего и не случилось.

Лошади тронули. А Петя, испытывая после всего пережитого необыкновенное облегчение, запел вполголоса.