Выбрать главу

Как и крестьянские поэты, Кириллов не узнал в осуществленной партией утопии свой романтический утопизм. В августе 1920 г. С. Есенин писал Е. Лившиц, что «идет совершенно не тот социализм, о котором я думал». Первомайский сон В. Кириллова дает нам картину того будущего, о котором мечтал поэт. Утопия Кириллова тем не менее осталась незавершенной[16], как и утопия Чаянова 1920 г., с которой она имеет общие черты.

Исходная точка обеих утопий одинакова: это «военный коммунизм». Чаянов полагает, что он достиг своих целей уже в 1921 г. (разрушение «семейного очага», запрещение домашнего питания, монополизация культуры и т. д.) и его утопия предлагает противоположную модель устройства. У Кириллова военный коммунизм тоже изображен как время «нужды, холода и голода»[17], но поэт считает, что это лишь «временные трудности», и изображает будущий расцвет этого же строя. При этой принципиальной разнице структура и ряд мотивов обеих утопий близки друг к другу. Город, в котором оказываются герои посредством сна (этот прием восходит к роману Л. Мерсье Год 2440, 1770) — Москва в 1984 г. у Чаянова[18], в 1999 г. у Кириллова. Москва превратилась в город-сад, в котором сохранены Кремль и ряд церквей. У Кириллова улицы пересекаются перпендикулярно и предназначены для пешеходов: все движение — подземное. Люди живут в «селениях», которые соединены с городами поездами без двигателей в вакуумных подземных туннелях (этот вид транспорта был уже описан Одоевским и Гастевым): «Наше сообщение позволяет нам в 5-10 минут приезжать на работу из самых отдаленных пунктов наших селений». В 1922 г. Е. Преображенский выпустил футурологический трактат в виде лекций, «прочитанных в 1970 г. в Политехническом музее профессором русской истории Минаевым, по совместительству слесарем железнодорожных мастерских». Говоря об «урбанизации деревни», он пишет: «Теперь рабочий может жить за сто верст от Москвы и летать туда утром и вечером на пассажирском аэроплане»[19]. В утопии Кириллова люди работают 4–5 часов в день в фабриках-«небоскребах» (не выше церковных крестов), в лабораториях или техникумах из белого камня и стекла, из которых не валится дым (найден способ «бездымного сгорания веществ»)[20]. Город будущего имеет черты городов США (в которых Кириллов провел год), но уже с экологическим уклоном, и является прямой противоположностью городу трущоб и проституток, который описывал поэт в своей дореволюционной поэзии.

В утопии Чаянова после «крестьянской революции», случившейся в 30-е гг., главной деятельностью стало сельское хозяйство и ремесленничество. Города выполняют лишь функции культурных и социальных центров («узлов»). Население Москвы снизилось до 100 000 жителей, и по стране существует только «более сгущенный или более разреженный тип поселения того же самого земледельческого населения» (гл. 6): Чаянов предвосхищает в некоторой мере взгляды «дезурбанистов» конца 20-х годов.

Москва Чаянова — лишь «главный» узел страны крестьянских советов с плюрализмом местного управления (гл. 11). У Кириллова Москва стала местонахождением «Всемирного Совета Коммунистических Республик»[21]. В ее центре возвышается «Пантеон Революции» — здание из стекла, гранита и стали (без колонн, мрамора и статуй), которое венчает вращающийся глобус, поддерживаемый стальными руками[22]. «Пантеон» Кириллова включается в целый ряд монументальных проектов 20-х годов: Дворец Труда (1919–1923)[23], памятник Татлина Третьему Интернационалу (1920), многоярусный Дворец Советов (1931–1933) на месте храма Христа Спасителя.

вернуться

16

Возможно, Кириллов не дал продолжения своей утопии в связи с переходом на НЭП, который означал временный отказ от утопии ради «реалий»: «Должен заметить, что в течение многих лет, приблизительно лет восемь у меня пропал абсолютно интерес к общественным вопросам» (из выступления В. Т. Кириллова на втором поэтическом совещании РАПП в апреле 1932 г., ИМЛИ, ф. 40, oп. I, № 195, л. 71).

вернуться

17

Текст Первомайского сна приводится как приложение к этой статье. В статье 1919 г. Порванный невод Н. Клюев свидетельствует о бедственном положении Кириллова: «По какой-то свинячьей несправедливости Есенины и Кирилловы пухнут от голода, вшивеют, не имея и смены рубахи» (Москва, 1987, № 11, стр. 30, публ. С. Субботина).

вернуться

18

Дата 1984, выбранная также Орвеллом, восходит, возможно, к повести Дж. Лондона The iron heel (1907): cf. R. E. F. Smith, «Note on the sources of George Orwell’s 1984», The journal of peasant studies, 1976, vol. 4 (1), p. 9–10.

вернуться

19

E. Преображенский, От нэпа к социализму: взгляд в будущее России и Европы, М., 1922, стр. 53.

вернуться

20

В коллективном киносценарии Зовущие зори (М. Герасимов, С. Есенин, С. Клычков, Н. Павлович, 1918) показаны «завод-дворец» и «фабричные недымящиеся трубы» (часть III, картины 14 и 20). В стихотворении в прозе «Городу» (Грядущее, 1918, № 1, стр. 6) В. Кириллов еще поэтизировал дым: «Я люблю тебя, огромный город, великий железнокаменный исполин <…>. Опрокинутые в небо огромные трубы источают фимиам новому богу-человеку».

вернуться

21

См. «Совнарком мировой» в стихотворении В. Кириллова К нам, кто сердцем молод… (1920).

вернуться

22

Этот глобус напоминает тот, который возвышается над бывшим зданием компании Зингера (теперь Дом книги) в Санкт-Петербурге на углу Невского проспекта и канала Грибоедова.

вернуться

23

См. стихотворение Кириллова «Памятник труда» (1920), в сб.: Пролетарские поэты первых лет советской эпохи, ук. кн., стр. 242.