Ага, вот оно что, сообразил Вэнс. Ей нужна бесплатная рабочая сила. Она разыгрывает беспомощность, льстит его мужскому честолюбию, чтобы он ринулся ей помогать.
— Да мне и в своем доме нужно делать ремонт, — хладнокровно напомнил он ей.
— Ах, я знаю, что вы не сможете тратить на меня много времени, но мы что-нибудь вместе придумали бы. — Идея захватила Шейн, мысли помчались в будущее. — Я не смогу платить вам, как платят в городе, но, может быть, пять долларов в час. Если бы вы могли работать десять — пятнадцать часов в неделю, то… — Она задумчиво закусила верхнюю губу. Это была совсем скромная сумма, однако больше у нее пока не было.
Вэнс подошел к раковине, повернул кран.
— Вы предлагаете мне работу? — изумился он.
Шейн покраснела, испугавшись, что обидела его.
— Ну, только на время, если вы не возражаете. Я понимаю, что в другом месте вы можете заработать больше, и если вы найдете что-то более подходящее, то всегда сможете отказаться, но пока что… — Она нерешительно умолкла, не ведая, как он отнесется к тому, что она знает о его положении безработного.
— Вы это всерьез? — спросил он после недолгого молчания.
— Ну… да.
— А с чего бы это?
— Мне нужен плотник, а вы — плотник. У меня много работы. Возможно, вы откажетесь сразу, но почему бы вам завтра не зайти и не взглянуть? — Она повернулась, чтобы уйти, и напоследок сказала: — Спасибо за кофе.
Вэнс сидел и смотрел на закрывшуюся за ней дверь. Затем вдруг разразился довольным хохотом. Она обставила его, как по учебнику.
Следующим утром Шейн поднялась рано. У нее были планы и решимость работать систематически. Ей всегда было трудно организовать себя, вот почему преподавание ей не подошло. Но она знала, что в организации бизнеса первым делом необходимо произвести учет товара — выяснить, что у нее есть, что она может продать, а что оставить для музея.
Решив начать с первого этажа и постепенно продвигаться наверх, она встала посреди гостиной и огляделась. Здесь было хорошее чиппендейловское каминное кресло красного дерева и раздвижной стол, которые не нуждались в полировке, стул с высокой спинкой, у которого нужно было заново оплести сиденье, пара керосиновых ламп и мягкий диван с протертой обивкой. На шеридановском кофейном столике стоял фарфоровый кувшин приблизительно 1830 года, с букетиком цветов, засушенных бабушкой. Шейн слегка коснулась их, прежде чем приняться за опись. Слишком много здесь было связано с ее детством, но она не могла позволить себе предаваться воспоминаниям. Если бы бабушка была жива, она посоветовала бы Шейн вначале спросить себя, правильное ли решение она приняла, а затем действовать. Шейн была уверена, что решение правильное.
Она взяла блокнот, разделила страницу надвое и принялась описывать свое имущество: в первую колонку она заносила вещи, нуждавшиеся в ремонте, а во вторую — те, которые могла продать сразу. Затем предстояло все оценить, что само по себе было нелегкой задачей. Вечерами она штудировала каталоги и делала выписки. Не было ни одного антикварного магазина в радиусе тридцати миль, который бы она не посетила. Шейн тщательно записывала принципы оценки и надлежащие процедуры. Она хотела выставлять и продавать только то, что нравилось ей самой, а то, что не нравилось, убрать с глаз долой.
Одна из стен гостиной была занята стеллажом, полным всякой всячины. Стеллаж был построен еще до ее рождения. Подойдя к нему, Шейла открыла новую страницу блокнота, где начала записывать предметы, предназначенные для музея: фуражка и пряжка от ремня времен Гражданской войны, принадлежавшие ее предку, стеклянный кувшин, полный гильз от патронов, погнутый горн, шашка офицера-кавалериста, солдатская фляга с инициалами JDA, нацарапанными на металле… Это были лишь немногие вещи, доставшиеся Шейн в наследство. Она знала, что на чердаке стоит сундук с униформой и старыми платьями. Еще имелся рукописный дневник одного из ее двоюродных прапрадедушек, который три года сражался в армии южан, и письма двоюродной прапрабабушке от ее отца, служившего у северян. Каждый предмет следовало описать, датировать и поместить под стекло.
Шейн обожала предметы старины. Настало, наконец, время снять со стеллажа старые фотографии и прочие вещи. Перебирая и сортируя их, Шейн увлеклась.
Что за человек дул в этот горн? Наверное, когда-то он был блестящий и негнутый. Может быть, им владел мальчик с пушком на лице? Боялся ли он или дрожал от нетерпения? Ей казалось, что горнист был фермерский сынок, и дело его, разумеется, было правое. И на чьей бы стороне парнишка ни воевал, он наверняка играл на своем горне сигнал к сражению.