Выбрать главу

Басра нажал на рычаг автоматического насоса. Смейлс выключил свет.

— На вы-ход! — у Васильчикова пресекся голос. — Проверить личный запас воды! Выключить индивидуальные радиотелефоны! Снять летные подошвы! Прочистить шипы сапог!..

Васильчиков ощупал ранцы товарищей и неожиданно скороговоркой проговорил без пауз:

— Ассурбанипал умер, Навуходоносора сын — Наболоссара — жив. Третий, повтори!

Басра, заикаясь от торопливости, радостно доложил:

— Ашшурбанипал умер. Худоносый сын Небополоскала жив!

Взгляд Васильчикова смягчился.

— Пропел, Жаворонок! — он улыбнулся Басре, довольному своей находчивостью и юмором в такую минуту.

Ведь не так-то легко понять невнятную речь при непрестанном шуме в ушах.

— Четвертый, скажи теперь ты.

Пилоты еще раз ощупали антенны на шарах скафандров.

— Изущельяузкакызвыходитруска, — одним дыханьем выпалил казах.

— Второй!

— Из ущелья узкого девушка выходит русская! — американец даже перевел «кыз» на русский язык. Он уже знал это казахское слово.

Слышимость хорошая, острота восприятия сохранилась.

— Открыть люк!

Блеснула тоненькая полоска света. Засвистел марсианский воздух, врываясь в пустоту шлюза… Что это? Опять!.. Вместе со свистом воздуха камеру заполнило глухое гудение.

Космонавты, наклонившиеся было к люку, прижались к стенам.

Люковая пробка перевернулась. Свист прекратился. Гудение стало слышнее.

Американец осторожно подошел к люку.

— Воздух гудит в ушах, — неуверенно сказал он, — давление другое, непривычное, вот и гудит.

Васильчиков решительно шагнул вперед. В люке автоматически развернулась лестница и упала вниз.

Свет планеты отразился на красных мозаичных знаках скафандров и на гранях приборов. Термометр показывал -48°.

Стремянка, вероятно, коснулась почвы. Мелкая пыль розоватой вуалью закрыла выход из люка и быстро осела.

Васильчиков торопливо распорядился:

— Проверить крепление скафандров! Кислородные аппараты! Антенны! Двигаться размеренно…

— Теперь притяжение не дает вертеться в пространстве, как на пьедестале стоим, — усмехнулся Кербаев и шагнул в люк.

Смейлс схватил его за локоть.

— Забываешь устав космонавтов!

Кербаев взглянул на Васильчикова и, обиженно мигая кофейными глазами, посторонился.

Выставленный на воздух метеорограф показывал: давление — 65 миллиметров ртутного столба (переносимое в герметических костюмах), влажность — 0,002 доли земной; кислорода — менее 0,01 нормы для человека.

— Влажность — две тысячных земной! Что ж, пойдем! — рослый Васильчиков, пригнувшись, ступил в низкий люк.

Смейлс подтолкнул его в спину:

— Скорее!

Кербаев улыбнулся:

— Ишь, как не терпится, а меня не пускал, траппер со Скалистых гор…

— Скалистых, но не скуластых, — усмехнулся Смейлс. Он хорошо изучил русский язык, но, волнуясь, говорил с ударением на первом слоге. — Ну, иди вперед вторым номером, Гиндукуш! Сейчас мы узнаем, кто это нам сигнализировал на Землю. Жаворонок, за мной! Что ты там щебечешь?

Египтянин шел последним. Он что-то шептал сухими губами. Басра знал, как много лишений и опасностей подстерегает людей в пустыне.

Васильчиков начал опускаться по сплетенным из проволочки ступенькам, товарищи навалились на него и следом спрыгнули в пыль. Кербаев, ловко подскакивая, стал рядом с большой расплывчатой фигурой вожатого.

В зеленоватом тумане было плохо видно. В глазах — разноцветные полоски, пятна. Разведчики закрывали глаза, открывали — опять то серо-зеленая пелена, то цветные ленты. Глазам больно, но как отдыхает, радуется тело притяжению планеты, ослабевает ощущение непрерывного падения в пустоту. Скоро смолкнет шепот в ушах.

Кербаев шагнул, наклонив голову.

— Товарищи! Так лучше. Почва ясно видна. Не поднимайте глаз выше горизонта!..

Прищурив глаза, космонавты ждали, пока их зрение привыкнет к марсианскому освещению.

Когда разведчики подняли глаза, на ясном фиолетовом небе им сияли яркие звезды. Атмосфера вдруг стала прозрачной. Глаза освоились или ветер отнес зеленый туман и разноцветные полосы?

— На Марсе!.. Мы на Ма-ар-се-е! — повторял Васильчиков.

Его изумленное лицо в ореоле громадного шара скафандра казалось Кербаеву маленьким, наивным. Васильчиков был похож на ребенка, впервые попавшего в зоологический сад.

Васильчиков с таким удивлением смотрел на пылевые барханы, на крутой небосвод, нависающий над куцым горизонтом, и даже на космонавтов, словно он только что проснулся и впервые увидел три широкие фигуры линейных пилотов в серых костюмах. Пилоты также озирались кругом. Безжизненная пустыня. Из пыли выступали розовые скальные глыбы. Горизонт был так близок, будто в нескольких шагах обрыв, пропасть. А ведь известно, что под ногами — равнина, плоская, как доска. Черно-фиолетовое небо с ледяными, немигающими звездами, с далеким кружком Солнца.