Чужая планета!..
Если бы не жесткий холодящий костюм, твердые баллоны за спиной, если бы не этот порошок под ногами, тяжелый, как железные опилки, — все было бы сном. Но ведь вот она, марсианская почва, — Васильчиков поднял взмахом носка клубы пыли в воздухе.
Пыль быстро осела, хотя притяжение планеты небольшое.
— Чудо, товарищи! — закричал Васильчиков. — Мы на другой планете!
Кербаев, толстый, кругленький в плотном костюме, закружился.
— Чудо-юдо!.. — напевал он. — А здесь, товарищи, повеселее, чем на Луне!.. И небо не совсем черное, и влажность две тысячных земной. Это многое обещает.
Ибрай подпрыгнул и на полтора метра взлетел в воздух. Пилоту стало не по себе, он присмирел — действительно, на чужой планете. Ибрай посмотрел на небо.
— Однако далеко залетели. На Луне видно Землю. А здесь — только звезды на небе. Земля затерялась в космосе.
Смейлс указал рукой на Васильчикова.
— А он все еще не верит! Скоро, друг, увидишь еще не то… Низвергнется на нас «каскад впечатлений», как говорят на Земле, марсиан и марсианок узреем. Какие они могут быть? Субтильные, легкие, как балерины…
Разведчики старательно поддерживали полушутливый тон: так им легче было справиться с необычайностью окружающего.
Пилоты знали по опыту Луны, как мудро поступил Астронавигационный комитет. В инструкции «О поведении на чужой планете» комитет рекомендовал в первый час на новой планете только знакомиться с ее характером, улавливать особенности планеты с любопытством туристов, проезжающих мимо, чтобы «шок космической новизны» не привел к общему расстройству организма.
Шок новизны на Луне доводил космонавтов до длительных обмороков и даже до «космического паралича памяти». Ландшафт чужой планеты пугает.
Васильчиков, запрокинув голову, смотрел на узенькое, как гоночная лодка, облачко. Оно плыло так высоко в атмосфере среди звезд, что казалось уже не марсианским, а космическим облачком.
— Больше ста километров. Как же оно держится в редкой атмосфере? В холлах мы видели декорации марсианской природы, расставленные марсоведами. В действительности-то все иначе сочетается! Облако на черном небе, розовая почва, горизонт проваливается, в атмосфере гул, и пить хочется.
— Своеобразное сочетание, — усмехнулся американец. — Помесь Сахары с тундрой. Вот тебе и круги-обручи… Где же они? Где вы, марсиане?
— Розовые пески — это от окислов железа… Пылевые облака! Смотрите! — кричал Кербаев. — Пыль садится на горизонте, как дождь!
Басра изумленно смотрел на барханы. Будто в поставленных под углом зеркалах, повторялся один и тот же бархан, так поразительно однообразна была их форма. Все гребни загнуты дугой в одном направлении, значит ветер дует в одну сторону. И барханы движутся по твердому и ровному грунту.
— Словно искусственные, — проговорил Басра. — Все-то здесь не по-земному, — пожалел он.
Смейлс указал на небо:
— Вот она!
На тусклом небосводе еле обозначалась далекая двойная звезда. Одна из них покрупнее, поблескивала зеленовато-голубым цветом, казалось, она изумленно смотрит на своих питомцев, улетевших так далеко.
Да, Земля! Это можно было доказать с астрономической точностью, и все-таки не верилось, что эта двойная звезда — Земля с Луной. Когда Смейлс произнес самым серьезным тоном:
— А ну, пересечем быстро эти пески Сахары и выйдем к Средиземному морю, — все повернулись в сторону, куда указывал американец.
«А трудно им будет на чужой планете!» — подумал Васильчиков, глядя на пилотов.
— Друзья! — громко произнес он. — Мы выполним все, что поручено. Это я знаю. А скажите по совести, страшно?
Смейлс поколебался.
— Нервы здесь не подчиняются воле…
— Верно! Жутко, Васильчик! — сконфуженно проговорил Кербаев. — Но и на Луне сначала жутко было.
Васильчиков повернул лицо к Басре.
— Жителю Сахары пески не в новинку?
— Где пустыня, там и оазисы, — уверенно проговорил египтянин. — Действуй, Васильчик!
— А где оазис, там и жаворонок. Верно, Басра? — улыбнулся Васильчиков.
— Смелость города берет, — вдруг вспомнил американец старую русскую пословицу. — Только не расходиться. Скопом действовать.