У него зазвонил телефон.
— Ты с женой поговорил? Я так больше не могу! — в трубке всхлипнули. Что-то громко брякнуло. Разговор оборвался.
Она смотрела на него своими спокойными серыми глазами:
— Тебе пора?
— Да, наверное.
— Ну, хорошо. Была рада увидеть.
Вытерла салфеткой губы:
— Тебе куда? Я в сторону ВДНХ. Могу подбросить.
Они ехали в одной машине. Ей позвонили. Видимо, её мужчина. Она говорила с ним смешливо и ласково. Он смотрел на её узкие кисти, уверенно лежавшие на руле, на сильную шею, гордо посаженную голову.
— Куда поворачивать? — спросила она.
— Вот здесь, на остановке.
Она мягко затормозила. Прощаясь, он потянулся к ней. Она торопливо и как будто брезгливо чмокнула его в щеку. На него дохнуло мускусно-цветочным ароматом и чем-то давно забытым. Он вышел из машины, закинул на плечо сумку. Вспомнил что-то, торопливо открыл молнию. Достал журнал с голубой обложкой. Протянул:
— Это тебе. Свежий номер. Шестнадцать полос — мои.
Она взяла журнал в руки:
— А у меня для тебя ничего нет, — улыбнулась будто виновато.
— Даша, — сказал он.
— Что? — она подняла свои спокойные серые глаза.
— Хорошо выглядишь.
Она молчала. Он аккуратно захлопнул дверь машины.
— Слав, — позвала она.
Он обернулся, наклонился к отрытому окну.
— Еще раз хлопни, — сказала она. — Не закрылось.
Мигнув фарами, машина уехала. Он шёл по улице, переступая длинные тени фонарей, жадно и часто затягиваясь. Остановился. Домой не хотелось. Никуда не хотелось. Он долго чиркал зажигалкой, прикуривая новую сигарету.
Художники
I
— Ты когда-нибудь кончаешь? — Глеб затянулся, глядя в потолок. Положил руку под голову. Она молча водила ладонью по его груди.
— И с мужем нет?
Она улыбнулась, помотала головой.
— Ясно.
Глеб встал. Прошелся по мансарде, щелкнул чайником. Еще раз затянулся и, прищурившись, уставился на незаконченную картину на мольберте. Там была изображена обнаженная женщина. Та самая женщина, которая сейчас наблюдала за ним из постели. Глеб стряхнул пепел на пол:
— Кофе будешь?
Она закивала.
— Тогда вари.
Она послушно встала, накинула его рубашку, пошла к плите.
Глеб присел за мольберт как был, голый. Всмотрелся в набросок. Расставив ноги, сделал несколько мазков.
В курилке было серо от дыма. Глеб, держа сигарету в руке, говорил приятелю:
— Спокойная, без претензий. Тело красивое. И что замужем — хорошо. Мне сейчас серьезного не надо. Что прошу — все делает. Ласковая. Но за три месяца ни разу!
— А ты спроси, — полненький приятель усмехнулся, — может, её не устраивает что-нибудь?
— Да брось!.. Знаешь, даже Антонину вспомнил. Сколько крови попила. И не любила. Но как в постели орала!
— Пол-этажа в общаге будила!
Они засмеялись.
— Как она? Общаетесь?
— Сто лет не видел. Говорят, замуж вышла, детей нарожала.
Они помолчали.
Глеб затоптал окурок:
— У тебя-то как?
— Ленка химию прошла. Вроде лучше.
— Всё то же, что зимой?
— Ага.
— Ну, держитесь. Увидимся.
Глеб запахнул пиджак и, шагая через две ступеньки, пошел по лестнице.
Глеб открыл дверь в мастерскую. Она мыла пол. Стоял знойный день. Окна были распахнуты. Блузка, юбка аккуратно лежали на кресле. Она обернулась, тыльной стороной руки поправила волосы. Глеб поискал сухое место на полу, поставил папку с эскизами. Она наклонилась над ведром и отжала тряпку.
— Слишком современное белье, — сказал он. — В атласном лифчике ты была бы лучшей девушкой Советского Союза.
Она улыбнулась.
— Зачем? — он показал на тряпку в её руках.
— Пыльно.
— Ты отпросилась?
— Последнюю пару отменили, муж на футболе.
— И ты пришла ко мне, чтоб вымыть пол?
— Ты кашляешь от пыли.
Он подошел к ней вплотную, обнял. Притянул к груди её голову. Мокрая тряпка шмякнулась на пол.
Глеб курил и, прищурившись, смотрел в потолок. Она, стоя у плиты, держала кофеварку за длинную ручку.
— Наташа.
Она обернулась. К влажному лицу прилипли пряди волос.
— Наташа... у нас что-то не то.
Она молчала.
— Ты как будто не до конца моя.
Убежавший кофе с шипением заливал плиту.
— Хорошая работа.
Пожилой человек в просторном пиджаке стоял перед холстом с изображением обнаженной женщины. Женщина сидела на стуле лицом к художнику, вцепившись руками в сидение и слегка расставив ноги.