Олег Святославович Романович, напротив, был облачен в более практичный, почти военный наряд — кожаный колет, украшенный мехом, и широкие штаны, заправленные в высокие сапоги.
Его густая русая борода была тщательно расчесана, а в глазах, обычно суровых, сейчас плясали веселые искорки. Он громко смеялся, что-то рассказывая Долгорукову и размахивая своим кубком, из которого то и дело выплескивалось темное, как смола, пиво.
Два разных человека, два разных подхода к власти. Но сегодня они были здесь вместе, символизируя начало новой эры для этих земель. И я, стоя здесь, на краю этого праздника жизни, чувствовал себя причастным к этому великому, историческому моменту.
Пусть моя роль была пока скрыта от большинства, но я знал, что именно мои знания, мои идеи, мои планы по освоению Севера и возрождению технологий легли в основу этого союза.
Внезапно теплые, нежные ладони легли мне на глаза, погружая мир в приятную темноту. Я не вздрогнул, не напрягся. Аромат полевых цветов и тонкий, едва уловимый запах масла для волос, который я уже успел запомнить, не оставили сомнений.
— Угадай, кто? — прошептал знакомый, чуть насмешливый голос у самого моего уха. Дыхание ее коснулось моей щеки, посылая по телу приятное тепло.
— Хм, — я сделал вид, что задумался. — Даже не знаю. Может быть, это грозный посол от какого-нибудь южного хана, решивший подшутить над скромным бароном? Или… неужели сама царица ночи пожаловала на наш скромный праздник?
— Глупый! — она легонько стукнула меня по макушке и убрала руки, заливисто рассмеявшись.
Я обернулся. Маргарита. Она стояла передо мной, сияя, как утреннее солнце. На ней было длинное платье из зеленого бархата, расшитое золотыми нитями, которое выгодно подчеркивало ее огненные волосы, уложенные в сложную прическу с вплетенными в них лентами и жемчугом.
На шее — тонкое золотое ожерелье с изумрудом, который идеально гармонировал с цветом ее глаз. Она выглядела… по-королевски. Но в глазах виднелся задор ребенка из обычной семьи, а на губах играла знакомая, чуть лукавая улыбка.
— Ты сегодня ослепительна, Маргарита, — сказал я искренне, не в силах сдержать восхищения.
— Спасибо, Саша, — она сделала легкий, почти незаметный книксен, ее щеки тронул легкий румянец. — Ты тоже выглядишь… неплохо для инженера, проводящего дни в кузнице и ночи за чертежами.
Я усмехнулся, оглядев свой наряд — простая, но чистая льняная рубаха, кожаный жилет, хорошо подогнанные штаны и начищенные сапоги. Скромно, но аккуратно. Не то что парадный камзол царя, но и не обноски хламника.
— Пойдем, прогуляемся? — предложила она, беря меня под руку. — Дядюшка и его новый… союзник, — она чуть заметно скривила губки, произнося это слово, — похоже, надолго увлеклись беседой. А мне скучно сидеть на этом помосте и изображать благовоспитанную племянницу.
Мы пошли по ярмарке, погружаясь в ее шумную, пеструю атмосферу. Маргарита с детским восторгом разглядывала все вокруг, останавливаясь у каждого прилавка, задавая вопросы торговцам, пробуя сладости.
Ее смех звенел, как колокольчик, привлекая внимание. Люди расступались перед нами, кланялись — кто барону, кто царской племяннице. Я чувствовал на себе любопытные взгляды, слышал перешептывания, но старался не обращать на это внимания, наслаждаясь моментом, ее обществом, этой простой, незамысловатой радостью.
У одного из прилавков, заваленного простыми, но изящными украшениями, она замерла. Здесь торговал пожилой, седобородый мастер, чьи руки, покрытые морщинами и старческими пятнами, с удивительной ловкостью перебирали мелкие бусины и тонкие медные проволочки.
На грубой ткани были разложены серьги из меди и цветных речных камушков, браслеты из плетеной кожи с костяными вставками, ожерелья из тускло поблескивающего речного жемчуга. Все это было просто, без изысков столичных ювелиров, но в каждом изделии чувствовалась душа, тепло рук мастера.
— Какая прелесть! — воскликнула Маргарита, ее взгляд остановился на паре маленьких сережек.
Они были выполнены в виде крошечных, изящных птичек с распростертыми крылышками, выкованных из тонкой меди и украшенных вставками из зеленоватых, полупрозрачных камушков, напоминающих цвет ее глаз. Птички казались почти живыми, готовыми вот-вот вспорхнуть с бархатной подушечки, на которой они лежали.
— Нравится? — спросил я, заметив, как загорелись ее глаза. Этот блеск был дороже любых сокровищ.
Она кивнула, не отрывая взгляда от сережек. Ее губы тронула легкая, чуть смущенная улыбка.
— Очень, — прошептала она. — Они такие… легкие. Изящные.
Я тут же повернулся к мастеру, который с добродушной улыбкой наблюдал за нами.
— Почтенный, — обратился я к нему, — какова цена этих прекрасных птичек?
Старик поклонился, его глаза лучились добротой.
— Для Вашего Благородия и для такой красавицы, — он кивнул на Маргариту, отчего та слегка покраснела, — отдам недорого. Всего пятнадцать медных монет, барон. Работа тонкая, ручная. Камушки речные, сами собирали, гранили.
Пятнадцать медных монет. По здешним меркам — не так уж и мало для простого люда, но для меня — сущие пустяки. Я полез в кожаный кошель, висевший у меня на поясе, и, не торгуясь, отсчитал блестящих кругляшей.
В этом мире, где каждый грош был на счету, торг был обычным делом, почти ритуалом. Но сейчас мне не хотелось тратить на это время, да и желание порадовать Маргариту было сильнее любых экономических соображений.
— Вот, держи, мастер, — я протянул ему монеты. — Прекрасная работа.
Торговец удивленно вскинул брови, явно не ожидая такой быстрой и щедрой оплаты. Он торопливо, почти суетливо, сгреб монеты мозолистой ладонью, его лицо расплылось в благодарной улыбке.
— Благодарствую, Ваше Благородие! — он низко поклонился, прижимая руку к сердцу. — Носите на здоровье! Пусть принесут удачу и радость вашей прекрасной спутнице!
Маргарита смущенно улыбнулась и прошептала «спасибо». Я взял маленькие сережки. Они были почти невесомыми, теплыми от прикосновения.
— Позволь, — сказал я, поворачиваясь к ней.
Она кивнула, ее щеки все еще горели румянцем. Осторожно убрав прядь огненных волос за ухо, она чуть наклонила голову, открывая маленькую, изящную мочку. Я взял одну сережку. Тонкий медный крючок легко вошел в прокол.
Ее кожа была нежной и теплой. Я чувствовал ее дыхание, легкий аромат полевых цветов, исходящий от ее волос. Наши взгляды встретились на мгновение, и в ее зеленых глазах я увидел не только благодарность, но и что-то еще — теплое, доверчивое, почти интимное.
Я застегнул крошечную застежку. Птичка уютно устроилась на ее ушке, ее зеленые глазки-камушки игриво поблескивали на солнце. Затем то же самое — со второй.
— Ну вот, — сказал я, отступая на шаг, чтобы полюбоваться. — Идеально. Словно для тебя и делались.
Маргарита коснулась сережек кончиками пальцев, ее улыбка стала еще шире и счастливее.
— Спасибо, Саша, — повторила она уже увереннее. — Это… это самый приятный подарок за долгое время.
— Пожалуйста, — сказал я, тепло улыбнувшись. — Пойдем дальше?
Рита довольно кивнула и снова взяла меня под руку.
Чуть дальше, на небольшой поляне, шла игра, привлекшая наше внимание. Несколько крепких парней по очереди метали тяжелые деревянные биты, пытаясь сбить фигуры, выстроенные из коротких бревен — городки. Это была старинная забава, требующая не только силы, но и меткости, и глазомера. Вокруг собралась толпа, подбадривая игроков криками и смехом.
— Хочешь попробовать? — спросил я Маргариту, заметив, как загорелись ее глаза.
— Я? — она удивленно посмотрела на меня. — Но это же… мужская игра.
— Глупости, — отмахнулся я. — Меткость не зависит от пола. Давай, покажи им, на что способна племянница царя!
Она засмеялась, но в глазах ее появился азарт. Я подошел к распорядителю игры — здоровенному мужику с окладистой бородой — и договорился об участии. Он смерил Маргариту скептическим взглядом, но, увидев меня рядом, не стал возражать.