Но одним вечером, когда они ужинали после рабочего дня, у них завязался диалог, в ходе которого Иван задал вопрос: зачем понимать, как работает мельница, если ее основная задача производить муку?
Барин беззлобно рассмеялся, после чего задал вопрос на вопрос. Откровенно говоря, Иван не любил, когда его поучают, но что-то было в молодом бароне такое… простодушное, открытое и уверенное, что вызывало в Кречете чувство уважения к молодому парню.
И вот тогда он спросил: «Иван, представь, что ты умный человек, который не один год топчет землю и побывал во многих передрягах. Скажи мне, предположим, ты попал на необитаемый остров, на котором растет много пшеницы. Ты всю жизнь будешь есть просто зерна? Тебе не захочется отладить себе комфорт? Упростить труд?»
Сначала Иван хотел сказать, что ему не привыкать к простому физическому труду и он не чурается черновой работы, но затем задумался.
Как давно он принимал баню? Как давно он спал на чистой выстиранной постели и ел хорошо приготовленную еду окромя последних дней, пока жил у Кулибина?
Чертовски давно.
Его тело привыкло носить грубую одежду, физически трудиться, но иногда так хотелось уйти от этого всего и отдохнуть. Да, ему однозначно хотелось на отдых.
И в этом была вся соль и суть. С того момента Иван старался вникнуть во все, что рассказывал Александр Кулибин, потому что в его словах крылись вещи, что приоткрывали тайны того, как работал старый мир, а значит, если все пойдет, как надо — будет работать и новый.
Но сейчас, когда Саша сказал, что собирается идти спасать племянницу царя — он не понимал. Ни сразу, ни через секунду, ни через время, занявшее у Кулибина пять шагов.
Единственное, что было понятно, что обстреливать отряд этих странных людей было опасно, потому что шанс случайно загубить племянницу Долгорукова был неиронично высок. В пылу сражения болты часто попадают туда, куда совершенно никто не целился и даже не предполагал, что так может случиться.
Выглянув из-за угла, Иван аккуратно зыркнул в сторону пятерки людей в сутанах с покрытыми головами. Они не видели его, что играло на руку, потому что сейчас у него была возможность осмотреть их более подробно: среди их группы самым уникальным казался мужчина, стоявший позади. Даже под одеянием было видно, что он обладает невероятно массивным телом, грузным, тяжелым.
Не зря тогда на дороге Кулибин указал на этот след, который выделялся отчетливее всех остальных и говорил, что в группе точно есть кто-то с весом более ста килограмм. На скромный взгляд Кречета тот человек, размером напоминавший деревянную цистерну для брожения пива, был значительно тяжелее, минимум еще на половину от озвученного ранее веса. То есть все добрых сто пятьдесят килограмм.
Еще один был высокий и худой, что создавало слегка комичный контраст на общем фоне. Он стоял во главе, явно сутулясь, словно стеснялся своего выделяющегося роста.
Трое оставшихся были плюс-минус одной комплекции и стояли по бокам, прижима друг к другу телами так тесно, что разглядеть, что было у них внутри — практически невозможно. И возможности убедиться в том, что Кулибин не сошел с ума тоже не было, потому что Шепот здесь уже медленно истощал мозги своим назойливым жужжанием.
Капля за каплей на темечко, как чертова пытка в темноте с завязанными руками и мешком на голове.
— Что он делает, — прошептал Олег, сидевший на корточках через полметра от Ивана.
Иван смотрел на Олега несколько долгих секунд, после чего вздохнул и сказал:
— Ищет решение возникшей задачи.
* * *
Меня заметили почти сразу, как только я показался. Покрытые капюшонами головы повернулись в мою сторону. Медленно. Неспешно. Я буквально ощущал на себе цепкие взоры, спрятанные в тенях, что щупали каждый сантиметр моего тела. Изучали. Сверлили.
— Простите, — сказал я, подняв руки в примирительном жесте, — я заблудился! Не подскажите, как выйти к городу?
Я сделал шаг в сторону сомнительных личностей, хотя желания сокращать с ними дистанцию не было ни на миллиметр. Заветный спасательный камень был обязан оставаться в поле моего зрения, чтобы успеть нырнуть.
Но они молчали. Ни один из таинственных сумрачных паломников не проронил ни слова, продолжая смотреть на меня. Это было понятно лишь по потому, что их капюшоны до сих пор были направлены в мою сторону.
— Мне просто нужна помощь, потому что я плохо ориентируюсь в пространстве! Если не хотите разговаривать, то хотя бы просто покажите в какую сторону идти, — развел я руками. — Этого будет достаточно.
Тишина. Я слышал лишь Шепот, собственное сердцебиение и дыхание.
Давай, пронеслась у меня в голове мысль, мать твою, пошевели телом и дай мне убедиться, что я не ошибаюсь. Разорвите свое кольцо и покажите мне, что у вас там внутри.
Они продолжали стоять неподвижно, вкопанные, как статуи, как чертов Стоунхендж, не ведя ни единым мускулом.
Я открыл было рот, чтобы сказать еще несколько слов, но тут случилось то, чего я так сильно хотел: мужчина, стоявший слева зеркально от меня, вытянул руку из рукава и указал ей в ту сторону, откуда они пришли. Бледная дряблая кисть, редко покрытая синеватыми пятнами, такими же…
… как у Скворцова.
Или мне показалось?
В сумрачном свету вечернего леса на дистанции могло почудиться что угодно.
В момент, когда его мантия колыхнулась от движения и плотный человеческий круг разорвался, я увидел мелькнувший оранжевый отблеск длинных волос. Догадка подтвердилась к счастью или же сожалению.
Снова дополнительная задача.
Воздух и пространство вокруг наполнилось легкими вибрациями, которые я ощущал в тот момент, когда рунный маг прикасался к моему лбу своим пальцем. Странное ощущение. Кто они такие?
Я провел взглядом в ту сторону, куда указала длань, после чего продолжил играть свою роль: широко улыбнулся.
— Туда? Что ж, спасибо!
Я собрался сделать вид, что просто ухожу, а затем зайду за угол, тихо прокрадусь и расскажу хламникам и конкретно Ивану, что я увидел.
Как только я сделал шаг — бледная кисть плавно сдвинулась с места и повернулась раскрытой ладонью ко мне в жесте «стоп», после чего согнулась в кулак с вытянутым указательным узловатым пальцем.
Я приподнял бровь в удивлении.
— Прошу прощения? Могу чем-то помочь? — спросил я, создавая видимость замешательства.
— Велур рунас сурс моисминос шенган, адамиано. Чвентан ертад ц’амохвал.
Признаюсь честно, впервые в жизни у меня было такое выражение лица, что я даже сам ощутил, как моя мина изогнулась. Я не понял ни единого слова, но мало того, у меня мышцы лица буквально изогнулись в гримасе непонимания и оторопи.
Эта речь была непонятной. Неизвестной моему слуху ни в старом, ни в новом мире.
Комок в горле возник сам собой, поэтому мне пришлось откашляться, чтобы вытолкнуть из себя хотя бы пару слов.
Но я не успел.
Мужчина, который ко мне обращался, едва не полетел вперед лицом, потому что его явно очень сильно толкнули в спину. Нет, не просто толкнули, а пихнули, что было мочи.
Рыжеволосая девушка, выставив руку вперед, попыталась вырваться из оцепления и на мгновение смогла вынырнуть, чтобы обратиться ко мне.
Да, это была она. Действительно та самая, про которую говорил государь Алексей Петрович Долгоруков. Огненно-рыжие волосы, красоту которых невозможно описать словами. Словно само закатное солнце поселилось в них и пылало жаром и яркостью во все стороны, переливаясь оттенками.
— Беги! Спасайся! Не сто…
Договорить она не успела. Тучный верзила тут же сделал шаг ближе и заткнул ей рот своей массивной ладонью, второй рукой ухватившись за плечо. Я хотел бы сказать, что его кисти были настолько большими, что практически одной рукой он закрыл ей всю голову, но вы мне вряд ли поверите.
Этого было достаточно. Если все предыдущие разы я бы мог сказать, что у меня галлюцинации, что мне постоянно что-то мерещится, то теперь нет. Я отчетливо видел ту девушку, о которой говорил монарх и об этом не могло быть ни малейшего спора. Только абсолютно слепому человеку можно было бы сказать, что, мол, «нет, монарх, никого похожего не встречал. Знаете, причина, наверное, в том, что я не вижу на оба глаза».