— Да, мне тоже.
После моей последней фразы мы целый час патрулировали город в абсолютной тишине, каждый был погружен в свои мысли. Жаль моего коллегу — стечение обстоятельств привело его к провалу главного жизненного испытания. С другой стороны, он сам виноват, раз поддался своей слабости. Все больше я начинаю склоняться ко мнению несправедливости правил игры. Могу понять еще, что Врата не пропустят убийц, но мелкие прегрешения, пускай и длиной во всю жизнь? Или это не правильно, когда человек начинает оспаривать правила, данные нам творцом?
— Расскажи мне о Кирилле Сергеевиче, чем он провинился, раз попал в этот город?
— Этот старик, наверное, единственный человек во всем «Новогреховске», который добровольно пересек черту.
— Поподробнее если можно.
— Можно, это не тайна, он сам рассказал однажды свою историю. Кирилл Сергеевич в прошлой жизни служил в органах, был каким-то там высоким начальником в Питере. Из родных у него остался только единственный сын, которого однажды, так же как и тебя, насильственно «обнулили». Крест на карьере старика поставили сразу же. Потом сыну пришло предложение отправиться в Новогреховск, о чем он и поведал своему отцу в прощальном письме. Вернее даже не так, сын поведал общую суть, но не конкретизировал. Будучи далеко не дураком, Кирилл Сергеевич быстро свел концы с концами — за несколько дней «добил» свой «индикатор» до момента, когда обратной дороги уже нет. Метод выбрал банальный — ложь и воровство. Получил предложение, и первым же рейсом отправился в «Новогреховск».
— Подожди, то есть он добровольно перекрыл себе дорогу в Рай? — никогда не слышал похожей истории.
— Получается что так.
— Но зачем? Чтобы быть вместе с сыном?
— Как бы ты поступил на его месте? — Анатолий задал вопрос, который заставил меня задуматься. — Когда тебя ничто больше не держит в старом доме, и ты точно знаешь, что после смерти ты не встретишь свое дитя?
— Так же, наверное…
— Вот и я о том же, — он на секунду замолчал. — Сильна отцовская любовь.
— Теперь они живут вместе?
— Нет, к сожалению… Его сын умер спустя год, как приехал в город, из-за рака. Кирилл Сергеевич сначала хотел наложить на себя руки, но после разговора с Виктором загорелся идеей обустройства «Новогреховска», так он стал начальником полиции.
— Виктор, это который Мраков?
— Да, он самый.
— И как часто он бывает здесь, в городе? Или вообще живет постоянно?
— Он очень занятой человек, сейчас занимается обустройством мексиканского аналога «Новогреховска», но периодически навещает и нас. Завтра прилетает на несколько дней, будет собрание города на центральной площади.
— С ним можно будет как-нибудь встретиться, поговорить?
— Зачем тебе это? — он искренне удивился.
— У Кирилла Сергеевича ведь как-то же получилось, может и мне светит более интересное занятие, чем патрулирование улиц?
— Во-первых, Виктор сам навестил старика — информация о погибших жителях моментом доходит до ушей нашего лидера. Навещает он родственников, если таковые имеются, не часто. В случае со стариком, видимо, сказалась его служба на позиции высокопоставленной шишки. Во-вторых, я не уверен, что вообще получится с ним встретиться, дня открытых дверей у нас нет.
— Значит не судьба.
Или все же судьба? Когда я принял решение отправиться в Новогреховск, у меня не было какого-то конкретного плана, решил действовать по обстоятельствам. Теперь у меня появился шанс, надо продумать возможные варианты развития событий.
Начнем с того, что встреча с Виктором мне жизненно необходима, иначе я не представляю, как еще мне найти Ангела. Вариант с невозможностью встречи выкинем из головы. Значит, надо найти способ с ним увидеться, желательно наедине. Попросить личной аудиенции у охраны, выдумав какой-нибудь важнейший секрет, предназначенный только Мракову? Хорошо, допустим, все получится, и Виктор меня примет в своей обители, дальше что? Плакаться ему в жилетку, надеясь на сострадание? Требовать встречи с Петром, основываясь на возможности выдуманного теракта? Угрожать, наведя пистолет? Охрана так и даст мне это сделать… Похитить его? Еще более бредовая идея…
— Ау, Марк? — голос напарника заставил закончить меня свои размышления.
— Что такое?
— Ты не слышал, что я сказал?
— Прости, немного задумался.
— Да, я вижу… Мне вот все интересно, какой выбор тебе предоставила система?
— Солдат или полицейский, — ответил я. — А тебе?
— Строитель или солдат.
— И как ты оказался в полиции?
— Сам попросился. Желание служить в армии отпало после демобилизации, работать на стройке тоже не казалось заманчивой перспективой. На тот момент свободная вакансия была только в полиции, и я, недолго думая, подал просьбу рассмотреть мою кандидатуру на профессиональную пригодность повторно. Старик лично дал добро.
— И сколько ты уже так катаешься по окрестностям?
— Два года и три месяца.
— Есть какое-нибудь подобие карьерной лестницы?
— Конечно есть, — ответил Анатолий и ехидно улыбнулся, — как только старик решит, что с него хватит или просто откинет копыта, так кресло начальника станет свободным. Виктор самостоятельно отберет нового кандидата. Вообще все главные должности в городе занимают исключительно после собеседования с ним.
— А что-то более прозаичное есть? Разделения по званиям?
— Ты слишком сильно хватаешься за старое и привычное. В городе нет высоты положения, есть только заслуженное уважение. К чему стремиться, если ты обеспечен всем необходимым, только исполняй свою роль?
— То есть ты готов прожить всю свою жизнь, охраняя порядок на улицах?
— Если совсем «приспичит», то я всегда смогу попросить перевести меня хоть в повара, было бы желание. И свободная вакансия.
— Что насчет творчества, путешествий, познания чего-нибудь нового?
— Занимайся чем хочешь, в свободное от работы время. Правда, путешествовать получится только после признания нас всем остальным миром.
— Ты так сильно в это веришь?
— Раньше я верил в Бога, и знаешь, как-то не оправдались надежды… Так что остается верить только в это.
— Многие жители разделяют твое мнение?
— Знаешь, сначала большинство относятся скептически к нашей общей цели, но, прожив здесь несколько месяцев, осознают, что альтернативы то нет. И проникаются идеей.
— Идеальное послушное стадо…
— Добро пожаловать в поголовье, — он скорее отнесся к моей последней фразе как к шутке, чем к оскорблению. — Люди нашли себе пристанище, их обеспечили жильем и пищей, взамен требуя не самую трудную работу в мире. Или ты считаешь, что строители возводят дома своими силами, без использования техники? Или рабочие роются в шахтах день и ночь до полного изнеможения?
— Я считаю, что у людей отсутствует выбор как таковой. Свобода ограничена бытием и сводом законов. Почему нельзя покинуть город по собственному желанию? Или связаться с родственниками?
— Потому что такие условности необходимы, пока… Раньше я тоже задавался похожими вопросами, но, по прошествии годов стали понятными все ограничения, я их принял как данность.
— Если твоя свобода будет ограничена до конца твоих дней, то ты просто с этим смиришься?
— Что такое, по-твоему, смирение?
— Принятие удручающих правил бытия как основа существования. Как следствие — созидание зоны комфорта и отсутствие желания меняться.
— Разве ты сам сейчас не ответил на свой вопрос?
— Значит смиришься?
— А ты нет?
— Нет! Я всегда буду искать способ изменить свою судьбу.
— Говорит мне человек, у которого более нет выбора… Твоя свобода и так была ограничена необходимостью «обнулений».
— Причем тут это? «Обнуление» являлось средством достижения цели, возможностью изменить свою жизнь!
— И ты принял это «средство» как данность и смирился с фактом его существования.
— Это не одно и тоже! Нельзя сравнивать возможности и ограничения!
— От чего же нельзя? Чем больше возможностей, тем больше ограничений.
— «Обнуляться» или нет — выбор был предоставлен каждому, покинуть город — выбора нет.
— Предлагаю закончить эту дискуссию, — выдохнув, сказал напарник. — Все равно каждый останется при своем мнении.