Игорь кивнул и начал отступать к причалу, где их ждали ладьи, готовые к отплытию. Большинство дружинников уже были на борту, лишь арьергард продолжал сдерживать натиск врага.
Внезапно сквозь дым пожара и хаос битвы Игорь заметил высокую фигуру в богатых доспехах — явно командира хазарского гарнизона или даже кого-то более значительного. Воин кричал приказы, организовывал своих людей, пытался навести порядок в суматохе ночного нападения.
— Свенельд, — крикнул Игорь, указывая на вражеского командира. — Если мы возьмём его в плен, это будет хороший выкуп!
Свенельд покачал головой:
— Слишком опасно! Нас уже окружают!
Но Игорь не слушал. Охваченный боевым азартом, он бросился вперёд, прорубаясь сквозь ряды противников к их предводителю. Хазарский командир заметил его, оценил богатые доспехи, явно выделяющиеся среди прочих, и приготовился к поединку.
Они сошлись в центре пылающей гавани — князь русов и военачальник хазар. Мечи скрестились, высекая искры. Игорь атаковал быстро, яростно, используя преимущество двух клинков против одного. Но хазарин был опытным бойцом — парировал, уходил от ударов, наносил контратаки, заставляя Игоря постоянно менять позицию.
Вокруг них образовалось кольцо бойцов с обеих сторон, на мгновение прекративших схватку, чтобы наблюдать поединок предводителей.
— Игорь! Нет времени! — кричал Свенельд, пытаясь пробиться к князю. — Подкрепление с крепости!
И действительно, со стороны ворот Саркела уже бежали десятки, сотни воинов, привлечённых пожаром и шумом боя. Если они успеют добраться до гавани, отступление станет невозможным.
Но Игорь словно не слышал. Он кружил вокруг хазарского командира, обмениваясь ударами, пытаясь найти брешь в защите. И наконец нашёл — момент, когда противник слишком широко замахнулся, открывая бок. Короткий, молниеносный выпад, и один из мечей Игоря вошёл между пластинами доспеха, достигая живой плоти.
Хазарин вскрикнул, его меч выпал из ослабевшей руки. Он упал на колени, зажимая рану, из которой хлестала кровь.
— Убей… или бери в плен… — прохрипел он на ломаном славянском. — Не оставляй… умирать в муках…
Игорь занёс меч для смертельного удара, но в этот момент сильные руки схватили его сзади.
— Нет времени! — прорычал Свенельд, оттаскивая князя от поверженного врага. — Или мы уходим сейчас, или все погибнем!
Игорь увидел приближающиеся отряды хазар, отряхнулся от хватки воеводы и кивнул:
— Отступаем!
Они бросились к ладьям, где их уже ждали остальные дружинники. Прыгнули на борт, и гребцы немедленно налегли на вёсла, выводя корабли из пылающей гавани.
Стрелы падали вокруг, некоторые впивались в борта ладей, некоторые находили цель в телах воинов. Но русы продолжали грести, удаляясь от берега, от огня, от преследования.
Когда они отошли на достаточное расстояние и опасность миновала, Игорь обернулся, чтобы посмотреть на результаты своей работы. Гавань Саркела превратилась в огромный костёр — горели корабли, склады, даже причалы. Пламя поднималось высоко в ночное небо, освещая крепостные стены и собравшихся на них хазар, бессильно наблюдавших за гибелью своего флота.
— Мы сделали это, — выдохнул Игорь, только сейчас осознавая масштаб своего успеха. — Их флот уничтожен. Они не смогут атаковать Киев с воды.
— По крайней мере, не в этом году, — согласился Свенельд. — Им потребуется время, чтобы отстроить корабли заново.
— И деньги, которых у них теперь меньше, — добавил Альрик, указывая на мешки с сокровищами, вынесенными из хазарской казны.
Игорь кивнул, чувствуя прилив гордости. Его первый самостоятельный поход оказался успешным. Он нанёс мощный удар по планам противника, захватил богатую добычу, и, главное, вернётся домой с победой, а не с позором.
— Потери? — спросил он у Свенельда.
— Семеро убитых, полтора десятка раненых, — ответил воевода. — Могло быть хуже, намного хуже.
— Мы потеряли одну ладью, — добавил Асмунд, подходя к ним. — Её подожгли хазары во время отступления. Команда успела перебраться на другие суда.
Игорь кивнул. Потери были невелики, учитывая масштаб операции и достигнутый результат. Но каждый погибший воин был лично известен ему, каждого он знал по имени. И эта тяжесть — необходимость жертвовать жизнями людей ради общей цели — была новым, непривычным ощущением для молодого князя.