Они сидели молча, глядя на угасающее пламя. Звёзды одна за другой появлялись на тёмном небе, складываясь в знакомые с детства созвездия. Ночь была тихой, лишь изредка нарушаемой уханьем совы или треском веток в лесу.
— Я помню, когда твоя бабка, княгиня Ольга, отомстила древлянам за смерть твоего деда, — внезапно заговорил Малк. — Мне было тогда немногим больше, чем тебе сейчас.
Олег напрягся. История о том, как Ольга жестоко отомстила древлянам за убийство мужа, не была его любимой темой разговора. Отчасти потому, что он чувствовал себя между двух огней — как внук Ольги и как правитель древлян.
— Она сожгла Искоростень дотла, — продолжил старик. — Многие погибли. Но знаешь, что удивительно? Она никогда не пыталась искоренить нашу веру. Даже после того, как сама приняла христианство. Она понимала, что вера — это душа народа, и вырвать её — значит убить сам народ.
— А теперь её внук Ярополк, говорят, склоняется к той же вере, — заметил Олег.
— Да, — кивнул Малк. — И если он решит навязать её всей Руси, начнётся смута. Особенно здесь, в древлянских землях, где память о старых богах сильнее, чем где-либо.
— Я не допущу этого, — твёрдо сказал Олег. — Каждый должен почитать богов по обычаям своих предков.
Малк одобрительно кивнул, но не успел ответить — в этот момент раздался пронзительный крик ворона. Огромная чёрная птица тяжело опустилась на алтарный камень, где ещё не высохла кровь князя.
— Вот и знак, — прошептал жрец. — Ворон — посланник Перуна и вестник войны.
Птица склонила голову набок, словно изучая людей своим блестящим глазом. Затем она хрипло каркнула три раза, взмахнула крыльями и исчезла в ночном небе.
— Три крика — три брата, — пробормотал Малк. — Один должен пасть, чтобы двое остались. Так гласит древнее пророчество.
Олег покачал головой:
— Я не верю в неизбежность судьбы, старче. Мы сами выбираем свой путь.
— Возможно, — не стал спорить жрец. — Но помни знамения, которые были нам сегодня: белый олень, образы в дыму и ворон на алтаре. Боги предупреждают, князь. Готовься к испытаниям.
Они спустились с холма в полной темноте, освещая путь факелами. Лес казался чужим и враждебным, полным неведомых опасностей. Олег чувствовал, как напряжены его плечи, словно ожидая удара в спину.
— Что мне делать, Малк? — спросил он, когда они были уже на подходе к крепости. — Как предотвратить братоубийственную войну, если она действительно грозит нам?
Старый жрец долго молчал, словно взвешивая слова:
— Укрепляй свою землю и дружину. Заключай союзы с соседними племенами. Но главное — будь готов к компромиссу. Иногда уступить в малом — значит сохранить большее.
— Уступить Ярополку? — нахмурился Олег. — В чём?
— В том, что не затрагивает честь и благополучие твоего народа, — пояснил Малк. — Власть — не самое ценное в мире, князь. Гораздо важнее сохранить мир и жизни людей, доверившихся тебе.
Олег задумался. Слова жреца звучали разумно, но в то же время противоречили всему, чему его учил отец. Святослав никогда не отступал, никогда не шёл на компромиссы. Для него власть и честь были неразделимы.
— Я подумаю над твоими словами, — наконец сказал он. — Но надеюсь, что знамения преувеличивают опасность. Может, это просто тревога из-за отсутствия вестей от отца?
— Может быть, — кивнул Малк, хотя в его голосе не было уверенности. — Скоро узнаем. Гонцы должны прибыть со дня на день.
Утро следующего дня встретило Олега неожиданной суетой во дворе крепости. Выйдя из терема, он увидел запылённого всадника, окружённого любопытными дружинниками и слугами.
— Что случилось? — спросил князь, подходя ближе.
Гонец, увидев Олега, спешился и поклонился:
— Вести от великого князя Святослава, господин! Хазарская держава разбита, Саркел и Итиль пали! Путь до самого Каспийского моря теперь открыт для русских купцов!
По двору пронёсся радостный гул. Олег почувствовал, как гордость за отца наполняет его сердце:
— Отличные новости! Отец возвращается в Киев?
Гонец замялся:
— Не совсем, князь. Великий князь ведёт дружину на запад, к Дунаю. Говорит, что земли болгар богаты и слабо защищены.
Олег нахмурился. Значит, слухи были правдивы — отец действительно стремится на Дунай. Возможно, и разговоры о переносе столицы не лишены оснований.