— Интересно, — задумчиво произнёс Блуд. — Очень интересно. Потому что схожее описание я слышал от своего человека в Искоростене. Некий странник с голубыми глазами посетил Олега примерно в то же время. А потом, говорят, отправился в Новгород, к Владимиру.
Ярополк нахмурился:
— Думаешь, это один и тот же человек? Зачем ему посещать всех трёх сыновей Святослава?
— Хороший вопрос, — кивнул Блуд. — Может быть, он лазутчик? Византийский шпион? Или посланник какого-то тайного союза, заинтересованного в ослаблении Руси через раздор между братьями?
— Он не похож на лазутчика, — задумчиво произнёс Ярополк. — Слишком… значительный. Словно за ним стоит что-то большее, чем просто чужие интересы.
— В любом случае, — решительно сказал Блуд, — эти совпадения не могут быть случайными. Если один и тот же человек посетил всех трёх братьев, значит, готовится что-то важное. И нам нужно действовать первыми.
Ярополк вздохнул:
— Что ты предлагаешь?
— Для начала, — сказал Блуд, — укрепить союз с печенегами. Если Олег действительно ищет их поддержки, нам нужно перехватить инициативу. Предложить им больше золота, лучшие условия.
— Союз с печенегами? — Ярополк покачал головой. — Это ненадёжно и опасно. Сегодня они с нами, завтра — против нас.
— Нам не нужен долгосрочный союз, — пояснил Блуд. — Достаточно, чтобы они отвлекли внимание твоих братьев, пока мы готовимся к решительным действиям.
— К каким именно? — прямо спросил Ярополк.
Блуд наклонился ближе:
— К воссоединению русских земель под твоей властью, княже. Начать стоит с древлянских земель — они ближе к Киеву и слабее защищены, чем Новгород. Если Олег будет нейтрализован, Владимир дважды подумает, прежде чем выступить против тебя.
Ярополк молчал, обдумывая слова воеводы. План был логичным с военной точки зрения, но что-то внутри сопротивлялось идее выступить против брата.
— А если отец узнает? — спросил он. — Он никогда не простит мне войны против брата.
— Отец далеко, — веско заметил Блуд. — К тому же, ты можешь представить всё как необходимую меру для сохранения единства Руси в его отсутствие. Если Святослав действительно решит остаться на Дунае, он будет только благодарен, что ты взял на себя ответственность за исконные земли.
Ярополк встал и подошёл к окну. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая Днепр в золотисто-красные тона.
— Дай мне время подумать, — наконец сказал он. — Такие решения не принимаются в один день.
— Конечно, княже, — поклонился Блуд. — Но помни: время не на нашей стороне. Чем дольше мы медлим, тем сильнее становятся твои братья и их союзники.
Когда воевода ушёл, Ярополк ещё долго стоял у окна, сжимая в руке загадочную монету и размышляя о выборе, который ему предстояло сделать. Выборе между братской верностью и державной целостностью, между клятвой отцу и ответственностью перед всей Русью.
Вечером того же дня Ярополк решил посетить христианскую церковь, построенную ещё его бабкой Ольгой. Храм Святого Илии был небольшим деревянным строением, скромно стоявшим в тени величественных языческих капищ. Но именно здесь молодой князь часто находил утешение и мудрость, когда мирские советы не могли дать ответа на его вопросы.
Ярополк вошёл в храм один, отпустив дружинников у входа. Внутри было тихо и сумрачно, только несколько свечей освещали простой алтарь и иконы, привезённые из Византии. Князь поклонился и сел на скамью, глядя на изображение Христа с книгой в руках.
— Не ожидал увидеть тебя сегодня, князь, — раздался голос из полумрака.
Из боковой двери вышел седобородый священник Григорий, грек, присланный из Константинополя ещё при жизни княгини Ольги.
— Тяжёлые мысли привели меня сюда, отче, — ответил Ярополк. — Нужен совет, но не воина или купца, а человека, смотрящего дальше мирских забот.
Григорий сел рядом с князем:
— Говори, сын мой. Что тревожит твою душу?
Ярополк помолчал, собираясь с мыслями:
— Отец хочет перенести столицу на Дунай. Оставить меня здесь наместником, а сам править в Переяславце. В то же время мои братья, Олег и Владимир, похоже, готовятся к каким-то действиям — укрепляют дружины, ведут тайные переговоры.
— И ты боишься, что они замышляют недоброе? — спросил священник.