Следующий день принёс новые заботы. С утра прибыл гонец от князя Рогволода Полоцкого с ответом на предложение Владимира о союзе. Полоцкий князь выражал заинтересованность, но хотел более конкретных гарантий и условий, особенно в отношении возможного брака между Владимиром и его дочерью Рогнедой.
— Он не отказывает, но и не соглашается сразу, — заметил Добрыня, прочитав послание. — Типичная осторожность пограничного князя, привыкшего лавировать между сильными соседями.
— По крайней мере, он готов обсуждать союз, — ответил Владимир. — Это уже хорошо. Подготовь ответное послание с более конкретными предложениями. И, пожалуй, стоит отправить дары — меха, серебро, что-нибудь для самой Рогнеды.
— Будет исполнено, — кивнул Добрыня. — Кстати, о вчерашнем госте… Ты уверен, что стоит доверять этому Мирославу? Появился из ниоткуда, говорит загадками, не имеет официальных полномочий.
Владимир задумался:
— Не уверен. Но информация, которую он принёс, кажется достоверной. И его советы разумны. Хочу ещё поговорить с ним, прежде чем решить, как относиться к его словам.
— Осторожность не помешает, — согласился Добрыня. — Времена сейчас сложные, и не всегда ясно, кто друг, а кто враг.
После обсуждения текущих дел Владимир отправился осматривать новые укрепления, возводимые вокруг Новгорода. Работы шли полным ходом — углублялись рвы, надстраивались стены, устанавливались дополнительные башни. Горожане трудились наравне с дружинниками, понимая важность защиты своего города.
Возвращаясь в терем, Владимир встретил Мирослава, наблюдавшего за строительством с одной из смотровых площадок.
— Впечатляющие работы, — заметил тот. — Новгородцы умеют строить на совесть.
— Это в их характере, — согласился Владимир. — Независимый дух и умение защищать своё. — Он помолчал. — Я обдумал вчерашний разговор и хотел бы услышать больше о твоём видении ситуации.
— С удовольствием, — кивнул Мирослав. — Но, возможно, в более подходящем месте? Здесь слишком много ушей.
Они направились к небольшому саду у княжеского терема — тихому месту, где можно было говорить без свидетелей. Осенний ветер шевелил последние листья на деревьях, и в воздухе пахло приближающимися холодами.
— Вчера ты упомянул о вере как о возможном пути к единству, — начал Владимир, когда они сели на скамью под старым дубом. — Расскажи больше. Почему именно христианство, а не, скажем, укрепление культа Перуна для всей Руси?
Мирослав внимательно посмотрел на князя:
— Культ Перуна силён, но локален. У каждого племени свои боги и свои обряды. Древляне чтят Велеса больше других, вятичи имеют своих идолов, северные племена — своих. Объединить это многообразие вокруг одного из старых богов почти невозможно.
— А христианство лучше подходит для объединения? — спросил Владимир.
— Христианство универсально, — кивнул Мирослав. — Оно не привязано к конкретному племени или месту. У него есть священные тексты, единый канон, стройная система обрядов. И, что не менее важно, — он сделал паузу, — принятие христианства откроет Руси двери в мир великих держав. Византия, германские земли, Рим — все они признают христианских правителей как равных, а языческих — как варваров.
Владимир задумчиво кивнул:
— В твоих словах есть смысл. Но народ не примет новую веру просто так. Особенно жрецы и те, чья власть связана со старыми обрядами.
— Конечно, — согласился Мирослав. — Потребуется время, мудрость и, возможно, некоторая твёрдость. Но разве великие дела даются легко?
Они продолжили беседу, обсуждая различные аспекты возможного принятия христианства — от политических выгод до культурного влияния, от реакции соседей до внутренних преобразований. Владимир задавал острые, глубокие вопросы, а Мирослав отвечал с мудростью человека, глубоко изучившего предмет.
— Ты говоришь о христианстве так, будто сам христианин, — заметил Владимир в какой-то момент. — Но носишь языческие амулеты, и в твоих речах я слышу отголоски разных верований.
Мирослав улыбнулся:
— Я изучал многие веры и нашёл крупицы истины в каждой. Но дело не в том, во что верю я, а в том, что может быть полезно для Руси. А христианство, со всеми его достоинствами и недостатками, может стать тем цементом, который скрепит разрозненные племена в единый народ.