— Что будет с этими книгами теперь? — спросил Виктор, когда они закончили основной отбор. — Великий князь Святослав не особенно интересуется письменной мудростью. Он скорее прикажет отправить всё это в Киев как военные трофеи, где многое пропадёт или будет забыто.
— У нас есть план, — тихо ответил Иосиф. — Часть наиболее ценных рукописей мы тайно вывезем в Константинополь, где у нашей общины есть связи. Другую часть отправим в еврейские общины Кордовы и Каира. Так мы сохраним знания для будущих поколений.
Виктор кивнул:
— Мудрое решение. Я могу помочь с отправкой некоторых свитков. У меня есть доверенные люди среди купцов, идущих разными караванными путями.
— Почему ты помогаешь нам? — прямо спросил Иосиф. — Ты пришёл с завоевателями, но действуешь не как они.
— Я служу не русскому князю, и даже не русскому народу, — тихо ответил Виктор. — Я служу человечеству и его будущему. И иногда это означает сохранять знания там, где другие видят только добычу.
Иосиф понимающе кивнул:
— В нашей традиции есть понятие «ламед-вовников» — тридцати шести праведников, незаметно живущих среди людей. Благодаря им мир не разрушается от зла и несправедливости. — Он внимательно посмотрел на Виктора. — Возможно, ты один из них.
— Я не претендую на праведность, — улыбнулся Виктор. — Просто стараюсь делать то, что считаю правильным. А сейчас правильно — спасти эти книги.
Они работали до позднего вечера, тщательно упаковывая отобранные рукописи и готовя их к тайной отправке. Когда основная работа была завершена, Виктор и Иосиф вышли из хранилища, запечатав двери так, чтобы случайные мародёры не смогли добраться до оставшихся сокровищ.
— Завтра пришлю людей, чтобы забрать подготовленные свитки, — сказал Иосиф. — Караван на Константинополь отправляется через три дня.
— Я буду сопровождать часть пути, — кивнул Виктор. — По крайней мере, до границ бывшей Хазарии. Дальше у вас свои доверенные проводники?
— Да, всё организовано, — подтвердил Иосиф. — Но твоя помощь в начале пути неоценима. Особенно если учесть, что русские дружинники контролируют все дороги.
Они расстались у развалин дворца, договорившись встретиться на следующий день для завершения приготовлений. Виктор направился к русскому лагерю, расположившемуся на окраине города. Его шаги были лёгкими, а на губах играла еле заметная улыбка — день оказался плодотворным, и бóльшая часть ценных знаний будет спасена.
В русском лагере кипела жизнь. Дружинники праздновали победу, делили добычу, хвастались подвигами. Кое-где звучали гусли, и бородатые воины самозабвенно пели былины о походах великого князя Святослава и его славных предков.
Виктор прошёл через лагерь, кивая знакомым дружинникам, но избегая присоединяться к пирующим. Сейчас ему нужно было уединение для размышлений и записей.
Его временное жилище находилось на отшибе — небольшой шатёр, установленный в стороне от основного лагеря. Такое расположение вызывало косые взгляды некоторых воинов, но Виктор предпочитал тишину и возможность работать без постоянных прерываний.
Внутри шатра было аскетично, но функционально: простая походная кровать, складной стол, сундук с личными вещами. На столе лежали раскрытые книги, свитки, инструменты для письма. В углу стоял ещё один сундук, запертый на сложный замок, — там Виктор хранил свои самые ценные находки и записи.
Он зажёг масляную лампу, осветившую внутренность шатра тёплым, мягким светом, и сел за стол. Достав свою книжицу, начал записывать впечатления и наблюдения дня, делать зарисовки увиденных карт и схем. Его рука двигалась быстро и уверенно, фиксируя информацию в системе письма, которую мало кто смог бы разобрать.
Тихий звук снаружи заставил его поднять голову. Кто-то приближался к шатру — осторожно, стараясь не шуметь. Виктор бесшумно закрыл книжицу и спрятал её в складках одежды. Затем взял со стола нож для бумаги — небольшой, но острый как бритва инструмент.
— Входи, Свенельд, — спокойно произнёс он. — Я слышу твои шаги.
Полог шатра отодвинулся, и внутрь вошёл седой воевода, правая рука Святослава. Его лицо выражало смесь подозрения и любопытства:
— Не спится, Мирослав? Или как там тебя на самом деле зовут?
— Мирослав — имя не хуже других, — пожал плечами Виктор. — А сон может подождать. Слишком много мыслей.
Свенельд огляделся, взгляд его задержался на раскрытых книгах и свитках: