В зале воцарилась тишина. Предложение было неожиданным и очень кстати — император действительно испытывал серьезные трудности с мятежниками.
— А что князь Владимир просит взамен? — осторожно поинтересовался Василий.
— Во-первых, священников и церковные книги для просвещения русского народа в христианской вере, — сказал Добрыня. — Князь готов принять крещение и обратить свой народ.
Это вызвало одобрительный шепот среди придворных. Обращение целого народа в истинную веру было богоугодным делом.
— Во-вторых? — спросил император, чувствуя, что главное еще не сказано.
Добрыня сделал паузу, потом твердо произнес:
— Руку твоей сестры, благородной Анны Багрянородной.
Тишина стала оглушительной. Анна почувствовала, как кровь прилила к лицу. Брак с варварским князем? Даже если он примет христианство, разве можно сравнить его с цезарями?
— Это… это неслыханно, — пробормотал один из придворных.
— Багрянородная принцесса и варварский князь… — прошептал другой.
Василий поднял руку, требуя тишины:
— Мы обдумаем ваше предложение. А пока примите наше гостеприимство.
Когда русские послы удалились, император обратился к сестре:
— Что скажешь, Анна?
Принцесса медлила с ответом. В душе ее боролись разные чувства — отвращение к мысли о браке с варваром, понимание политической необходимости, любопытство к неизвестному.
— Расскажи мне больше об этом князе, — попросила она наконец.
В последующие дни Анна тайно встречалась с русскими послами, расспрашивая их о своем потенциальном женихе. Добрыня, несмотря на свою преданность князю, отвечал честно и подробно.
— Князь Владимир — воин и правитель, — рассказывал он. — Объединил русские земли, разбил печенегов, установил справедливые законы. Но он и человек, который ценит мудрость и красоту.
— А сколько у него жен? — прямо спросила Анна.
— По языческому обычаю — несколько, — признал Добрыня. — Но если примет христианство, оставит только одну. Главную.
— И этой главной должна стать я?
— Так, ваше величество. Вы станете единственной законной женой крещеного князя.
Анна задумалась. Положение единственной жены правителя великой державы было привлекательным, даже если эта держава находилась на краю цивилизованного мира.
— А что с детьми от других жен? — спросила она.
— Останутся в княжеской семье, но ваши дети будут главными наследниками, — ответил Константин Добрынич.
Это успокаивало. Анна понимала, что в политическом браке важны не чувства, а положение и возможности влияния.
Через неделю переговоров соглашение было достигнуто. Василий согласился на брак сестры с русским князем при условии, что тот действительно примет крещение и окажет военную помощь против мятежников.
— Ты понимаешь, что жертвуешь собой ради империи? — спросил Василий сестру в частной беседе.
— Понимаю, — спокойно ответила Анна. — Но разве не для этого рождаются принцессы? К тому же, это может быть интересно — стать первой христианской королевой варварского народа.
— Ты сможешь взять с собой священников, слуг, книги, — пообещал брат. — И всегда сможешь вернуться, если жизнь там станет невыносимой.
Анна кивнула, хотя понимала: возвращения не будет. Политические браки не предполагают отступлений.
Подготовка к отъезду заняла месяц. Анна отбирала самое необходимое из своих сокровищ, составляла свиту, изучала все доступные сведения о Руси и ее князе.
Мирослав — так звали одного из русских послов, прибывшего с Добрыней, — оказался неожиданно образованным и хорошо знающим византийские обычаи. Он часто беседовал с Анной, рассказывая о русских землях.
— Киев — красивый город, — говорил он. — Стоит на высоких холмах над великой рекой. Не такой большой, как Константинополь, но имеет свое очарование.
— А народ? — спрашивала Анна. — Каковы русичи?
— Гордые, храбрые, простые в общении, — отвечал Мирослав. — Они уважают силу, но ценят и справедливость. Если сумеете завоевать их доверие, станете для них не просто княгиней, а матерью народа.
— А князь Владимир? Каков он как человек?
Мирослав задумался: