К счастью птица не движется, но смотрит, ее глаза горят.
– Custodem… Custodem… Custodem… Custodem mortuorum…
Страх и трепет парализовали парня.
Из черепов на груди птицы вырвался черно-пурпурный дым. Кружа по чертогу, он разделился на три части, и каждая выбрала по скелету авантюриста. Скелеты взлетели и зависли в воздухе, они обрели призрачную плоть, но не такую полупрозрачную, как у Ристо, а зловещую черно-пурпурную, объятую огнем. Рыцарь Гастон в латных доспехах с грохотом «Ту-дум!» приземлился на одно колено. Второй скелет, имени которого полу-призрак не называл, опустился на землю мягко и беззвучно, он совершил кувырок. А обнаженная призрачная чародейка Фелиза, осталась парить в воздухе, ее волосы вздымались, словно она находится под водой.
Чародейка указала рукой на Михаила, ее губы зашевелились. Неразличимое эхо заклинания раздалось в ушах парня, и он почувствовал, что не властен над своим телом, не может даже вздохнуть. Рыцарь, нашептывая фанатично «Custodem», подошел к нему, схватил за шкирку и потащил по ступеням к алтарю. Безымянный шел рядом, а чародейка уже ждала их наверху. Михаил не мог говорить, не мог сопротивляться, он попросту задыхался. Рыцарь поставил парня перед алтарем и удерживал, чтобы тот не упал. Безымянный взял руку Михаил и вытянул ее над алтарем, закатал рукав, забрал у парня свой собственный кинжал и приставил его к запястью. Скелеты заговорили:
– Живой явился в объятия Смерти – слова чародейки.
– Живой, Смерть принимает тебя – слова безымянного.
– Смерть нарекает тебя хранителем усопших – слова рыцаря.
– Хранитель алтаря, усопшие приветствуют тебя, живой слуга на страже царства мертвых! – сказали хором.
Безымянный рассек запястье, вскрыл парню вены. Потекла кровь, первая капля устремилась к алтарю. Михаилу показалось, что время застыло, капля его крови зависла в воздухе, мир утратил все цвета, лишь кровь осталась насыщенно красной, и пурпур продолжал сиять в глазах статуи Бога Смерти. Капля застывшая в воздухе, казалось бы, завибрировала, и один лишь раз прозвучал хор женских голосов:
– Abys-sus-s abys-sum invocat-t s-s-s…
И время возобновило свой ход. Капля упала на алтарь и вспенилась, вздыбилась, вскипела, как вода на раскаленном камне: «П-ш-ш-ш!». Испарилась.
Скелеты отпрянули и стали восклицать:
– Оскверненный… – слово чародейки.
– Испорченный… – слово безымянного.
– Нежеланный… – слово рыцаря.
И с потолка тоже донеслось слово:
– Veto[2].
Скелеты вздрогнули, их затрясло, словно эпилептиков во время припадка. Сотрясаясь, они фанатично шептали, вскрикивали и повторяли:
– Vastum[3]… custodem mortuorum…Custod… m… mortu… or…um… Veto… Cust… dem… mor… tuor…
Михаил смог дышать, почувствовал, что волен двигаться. Но был растерян и не мог сообразить, куда бежать, что делать.
Дрожащие скелеты взлетели. Из черепов на груди статуи вырвался столб дыма и закружился словно ураган. Он затянул в себя мертвецов, захватил все кости, что лежали в чертоге, и в том числе расколотый череп лича, но исключая косточки Ристо. Скелеты, кружась в черно-пурпурном урагане, распадались. Утробный рокот распространялся по чертогу. Руны светились и переливались, трещали, между ними мелькали электрические разряды.
«Ту-дум!» – земля сотряслась, и с потолка посыпался песок, а в след за ним и каменная крошка. «Ба-бах» – пурпурная молния ударила из глаз гигантской птицы по урагану. По рунам проскочил разряд «ба-бах и бах!» молнии метались во все стороны.
Парень упал, подполз к алтарю, прижался к нему спиной.
Кости в урагане приобретали форму, коронованный череп срастался, бриллианты в его короне загорались и снова гасли. Но кости вдруг вновь разбились, потеряли форму и начали собираться заново.
«Ба-бах! Ту-дум!» – удар пурпурной молнии обрушил стену, за ней сплошная чернота. Чернота открытого прохода. Михаил увидел выход и не раздумывая ринулся вперед, не рискнул приближаться к урагану, он пробежал половину лестницы, сделал подкат и спрыгнул, а за его спиной мелькнула вспышка, прогремел гром, вперед подталкивая парня, он пролетел не менее двух метров, упал, но нашел силы встать и бежать дальше. Со всей доступной ему прытью бросился в разлом.