Он направлялся прямиком в преисподнюю. А в огне брода нет. Хотя есть, впрочем, в этом и свои положительные стороны. Полное отсутствие иллюзий.
На многих торговых точках его родного города, которые остались на прежних местах и даже не сменили ориентацию, появились свежие, аляповатые вывески, являющие собой разительный контраст с окружающей действительностью и значительно уступающие в художественном отношении вывескам старым. Более всего от бездарной рекламы пострадал очаровательный особнячок на северной стороне Новой торговой площади.
Дом его, вот он, за углом, на улице с новым названием, хотя она, наверное, заслужила носить и его имя. Как никак, за русскую землю он исправно трудился. Наверное, гораздо полезней он был бы здесь, во внутренних границах. С его-то опытом и навыками. Но не сбылось. И теперь, таких как он, следовало отправить на луга счастливейшей охоты, чтобы не возникло у них соблазна вмешаться в неестественный ход событий. Все бы хорошо, да вот не дают и возвращают. Берут на понт и бросают. Живи, как хочешь, или не живи. А так нельзя. Не по-людски как-то. И не по-свински даже. По-бесовски.
Он совершил и вовсе немыслимый поступок. Вошел в свой подъезд, поднялся на второй этаж, дверь справа. Дверь не его. Сталь. А была деревяшечка, обшитая дерматином. Он и позвонить умудрился. Открыли, не сразу — дядя с пузцом, в майке.
— Извините, — ошибся, — повернулся и пошел.
А стены в парадной не крашены, и жестянка из под пива на ступенях, и окурок.
Прямо напротив двери была большая комната, а направо — его собственная. С игрушками и книжками. Может, и сейчас что-то живо. Он у родителей был один. Надежда и опора… Во дворе скверик. Качели и скамейки. Ну, ничего не изменилось. Только деревья за тридцать лет обрели иные формы. Выросли. Только на первом этаже магазин. Только половина окон на втором за жалюзями. Только из прошлых семей, живших здесь, осталось две или три, а дом пойдет под гостиницу. И все это проделал некто… А класс его, в основном, на кладбище. А одноклассницы его, пылкие и нервные, — матерые тетки. А одноклассников — наперечет. Он знал судьбу их поименно, так как готовил этот приезд, словно боевую операцию. А двигателем «экономического чуда» на местном уровне был некто… Барабанов его фамилия. При чем здесь толщина задов одноклассниц и цирроз одноклассников, и конкретная прибыль? Да в самом прямом. Не на гробах даже топчемся, а на живом еще однокласснике. Он прилег, нетрезвый, в скверике, а мы по нему в банк за кредитом прошли. Чтобы купить чего-нибудь. Еще метров десять жилплощади. А на кой она?
Стоит Христорождественский собор. Древнейшее каменное здание в городе. Врос в землю, так что окна нижнего яруса приходятся на уровень земли. Контрфорсы покрыты черными досками. Как сорок лет тому назад. Новых, точнее исторических, названий он не мог столь быстро запомнить и постичь. В соборе — огромная железная рука, торчащая из стены. Рука эта ранее держала цепь, а на ней — паникадило. Еще там так и лежат, должно быть, небеса, что вывезены из церквей и часовен района. Лежат они штабелями и никого не трогают. Напоминают кое-что, разве. Благовещенская церковь на Красноармейской площади. В ней тридцать окон и все разные. Стены сплошь в белокаменных узорах. Строительные леса. Двойные купола. Выставка «Каргополь-Лаг». Неизбежно и поучительно. Правозащитники-суки должны же кормиться. Копаться в культурном слое. А слой этот еще шевелится. В нем — тот самый одноклассник. Рот листьями грязными засыпало и в гортань веточка боярышника воткнулась…
Вот и Валушки еще живы — кольцо земляных валов, оставшихся от давно сгоревшего острога. Там дома и друганы детства, оставшиеся в деревянных домиках. Пойти и повстречаться. Водки выпить. Да ни за что…
Воскресенская церковь, Троицкая церковь. Он их всех и не помнит, да и не знал, по совести. Руины недостроенного комбината на северной окраине. Что за завод начали строить или бросили живым на пагубу? О прачечной разговор особый. Там ключи бьют под досками. А воды не во всем городе можно получить из крана. Вот и вся разгадка. «Полоскала каргополочка белье». А про остальное у Саши спросить. Только не сегодня. Сегодня город смотрит на него укоризненно. И не спрятаться никуда. Вот только если банально сбежать. Чего на Анне Ивановне его заклинило? Есть ведь еще и кое-кто помоложе. Без капризов и комплексов.