Наместник справлялся. Первое же столкновение повстанцев с регулярными войсками закончилось победой сегейрцев. Потом, правда, повстанцы взяли реванш, захватив одну из крепостей, в которую под видом мирных жителей ввели своих бойцов и весьма жестоко расправились с её гарнизоном. Но это лишь прибавило пыла имперским солдатам. Увидев тела, сброшенные со стен, армия загорелась жаждой мести и взялась за осаду прямо-таки с ожесточением. К тому же имперцы сделали выводы, и попытка восставших повторить захват ещё одного укреплённого города тем же методом уже не удалась. Повстанцы с переменным успехом провели несколько налётов на лагеря и обозы, но их действия не выглядели согласованными. Похоже было на то, что после первых же неудач повстанческая армия распалась на несколько отрядов, ведущих войну независимо друг от друга. Бойцы из каждого племени стремились освободить именно свою землю, подчиняясь лишь своему вождю, а раз так, то победа над ними была лишь вопросом времени. Мелкие стычки с невыловленными отрядами могли продолжаться ещё не один год, но ситуации в целом они уже угрожать не будут.
Лето прошло, настала осень. Волнения в Рейндари постепенно затухали. Иногда они вспыхивали вновь, но ясно было, что это уже агония. На полноценную войну рейндам не хватало ни собственных сил, ни способностей тех, кто попытался раздуть это пламя. И в Сегейре уже начали забывать о строптивой провинции.
Бывают в первой половине осени дни, когда словно возвращается лето — тихие и ясные. Ещё зелёная, чуть тронутая желтизной листва тихонько шелестит на слабом ветерке, жара уже спадает, но и до холодов ещё далеко. Сонная земля отдыхает от праведных трудов — урожай уже по большей части убран, и праздники по этому поводу уже прошли, самое время для селян неспешно начать проверять орудия своего труда, ходить и ездить друг другу в гости, играть свадьбы. Свадьбы играют и в городах, куда возвращаются из своих поместий придворные и просто состоятельные люди. Хорошее время…
Гирхарт спешился у гробницы Фрины. Он был один — свита осталась у границы рощи. По дороге сюда, ещё на улицах Сегейра, ему навстречу попался свадебный кортеж. Нарядные, весёлые люди начали было жаться к стенам домов, чтобы пропустить императора, но Гирхарт, махнув своей охране, посторонился сам. Осмелевший человек в годах, видимо, отец кого-то из молодых, подбежал к нему и спросил, не соблаговолит ли Его Величество выпить кубок вина за здоровье новобрачных, и Гирхарт не стал отказываться. А ведь Керну уже восемнадцать. Годик-другой ещё пусть погуляет, а там и ему пора справлять свадьбу. Чем раньше появятся другие наследники, тем лучше.
Гирхарт обогнул угол склепа и неожиданно увидел на каменной скамье у входа, на которой любил сидеть сам, своего сына. Керн тоже был один. При виде отца он поднял голову и торопливо вскочил.
— Я не ждал тебя здесь встретить, — сказал Гирхарт, пряча досаду.
— Простите, отец, я не хотел вам мешать. Я уже ухожу, — Керн шагнул было прочь, но Гирхарт, минуту назад и впрямь желавший остаться в одиночестве, внезапно передумал.
— Постой. Ты мне не мешаешь. Ты без охраны?
— Нет, конечно. Десяток Норгара ждёт на опушке рощи.
— Вот как? Я, наверно, подъехал с другой стороны. Но давай сядем.
Он сел на скамью, похлопал ладонью по сиденью, и Керн устроился рядом. Некоторое время они молчали.
— Ты ещё не думал о женитьбе? — спросил Гирхарт.
— Женитьбе? — переспросил явно удивлённый Керн. — Нет.
— Так подумай. У нас, слава Богам, достаточно потенциальных невест. Оглянись вокруг, присмотрись к девушкам, бывающим при дворе, но не слишком явно, интриг и без того хватает. Будущее династии зависит от тебя одного, так что не тяни с выбором. Хотя и пороть горячку тоже не стоит.
— Отец, — Керн не смотрел на Гирхарта, — вы ведь, наверно, уже думали, которая из них мне подойдёт?
— Думал, — признался Гирхарт. — Подошла бы старшая дочь Дарнилла, она на несколько лет моложе тебя, но года через два достигнет подходящего возраста. Девушка милая, скромная, умненькая и, судя по всему, будет недурна собой. Но я не хочу выбирать за тебя. Жить с твоей женой предстоит тебе, и не дело, чтоб вы были друг другу совершенно чужими людьми.