Л я к и н. Чего тебе?
П а н к р а т о в. Сходи, спроси у ее.
Л я к и н. Сам иди!
К у з н е ц о в. Даже она ничего не скажет… Рюмочной здесь нет поблизости, никто не знает?
Б у д е т е. И это не выход.
Л я к и н. А чо выход-то? Вот все им не так, прибалтам.
П а н к р а т о в. А им, слышь ты, всегда все не так.
Б у д е т е (П а н к р а т о в у, с вызовом). Лично я завтра в церковь пойду. Православную, между прочим.
П а н к р а т о в. С такой фамилиёй, как у вас, кажный день надо Богу молиться.
Б у д е т е. Фамилия тут не при чем. Батюшка есть один, отец Геннадий. Я всегда к нему… когда плохо. И укрепляет, и направляет, между прочим.
П а н к р а т о в. Это как бабка деду сказала: «Моли, дурень, об укреплении, а направить я и сама смогу».
Л я к и н громко прыскает и хохочет, сгибаясь пополам. К у з н е ц о в улыбается. Б у д е т е пожимает плечами.
Появляется доктор З а д о р н о в. Одновременно с ним из кабинета выходит М е д с е с т р а со своим инвентарем.
З а д о р н о в. Ну что, аденомщики? Все дрейфите? Бу-бу-бу, бу-бу-бу! А молодой хохочет! Так и надо. Ладно, всем сидеть и не дергаться. Кто тут из вас — Будете?
М е д с е с т р а. Вот этот. Я передала.
З а д о р н о в. Ну что, Будете? Будет вообще в стране порядок?
Б у д е т е (робко). Не знаю. Будет, наверное.
З а д о р н о в. Дал же Бог фамилию. Извините. (Строго.) Приму всех! Первый — Кузнецов. Мигну плафоном. (М е д с е с т р е.) Тамара Михайловна, дорогая, поспешите-с… (Уходит в кабинет.)
М е д с е с т р а. «Поспешите-с»… Когда с ссаньем ихним управлюсь. Подождете-с… (Уносит инвентарь.)
Молчание. Все провожают ее взглядами.
П а н к р а т о в. Вот бабам — тем легче. Им и тут легче. Никаких сложностей, одни дырки.
Л я к и н. Ну, не скажи. Им-то как раз хужее.
П а н к р а т о в. Ты-то откуда знаешь?
Л я к и н. По утрам про здоровье смотрю. У многих — опухоль груди. Или там… шейки матки.
Б у д е т е. А вот среди мужских раков опухоль предстательной железы занимает второе место в Европе.
К у з н е ц о в. Ну черт, черт! Арнольд, и вы туда же! Сколько можно-то?
К у з н е ц о в встает и начинает нервно прохаживаться по коридору. В это время над сценой начинается что-то неладное: раздаются странные звуки — отдаленное завывание ветра, чей-то неразборчивый шепот, слабые стоны, птичьи крики и прочая мистика. Потом становятся слышны голоса людей. Но странно — соседи К у з н е ц о в а сидят в прежних позах, не раскрывая ртов. Только в коридоре как будто потемнело и поднялся сквозняк.
Г о л о с а.
— Похоже, фрукт созрел.
— И, падая, о том не знает.
— Звонил Харон7. Там недоумевают.
— Он в транспортном своем порядком оборзел.
— Пиар-отдел опять не понимают.
«А кто оплатит мне простой?
Я воздух-де возить не нанимался»
— Харон — дурак. Здесь случай непростой.
— И шеф, похоже, тоже растерялся.
К у з н е ц о в замедляет шаги, с удивлением смотрит на соседей. Те по-прежнему сидят, не меняя поз, не открывая ртов, никак не реагируя на происходящее.
Г о л о с а.
— Кто завалил дедка?
— Отличный ход.
— Идея продается! Сто медалей.
Которые сперва навесил тот урод,
А после утопил в моче и кале.
— Как эти аллегории редки!
Коль с бедностью гордыню сочетают.
— И цацки звякнули, как медяки,
Когда в копилку их ссыпают!
Из кулисы в кулису пролетают несколько летучих мышей. К у з н е ц о в в ужасе от них отмахивается, даже приседает. Потом с силой трет глаза и трясет головой.
— Твои метафоры внезапны и мудры.
— Но результат… Он лишь на «тройку» тянет.
— Оценит разве шеф изящество игры…
— Ну, и бухгалтер пусть помянет!
(Хором, нараспев.)
— Amen!
По коридору быстро пробегает огромный паук. К у з н е ц о в отшатывается к кабинетной двери, и тут прямо над ним вспыхивает красным цветом сигнальный плафон. Все стихает.
П а н к р а т о в (неожиданно доброжелательно). О, доктор мигает! Кузнецов! Сигнал!
Б у д е т е. Идите, уважаемый. С Богом!
Л я к и н. Первый пошел.