Она даже всхлипнула. То ли от жалости ко мне, то ли от восторга, вызванного своим хорошо продуманным планом. Одного она не учла: меня падением самолета не уничтожить — я владею заклинаниями в достаточной степени, чтобы пролевитировать не только себя, но и самолет, если уменьшить вес. И самолета, и всего, что в нем. Вообще у Живетьевой какая-то нездоровая тяга к моему убийству. У меня, правда, тоже — к ее, но у меня хотя бы веская причина есть: пока старушка жива, я в опасности.
— Кроме того, — продолжила Живетьенва, — Основным подозреваемым окажется старший Фадеев, потерявший любимого сына. Сам говоришь, он в последнее время зарывается, вот и накажем публично.
— Продумано прекрасно, но признавать Песцова не хочу, — внезапно уперся император. — Может, самолет заглохнет по пути сюда, а, Арина Ивановна?
— Никак не может, Костенька, — жестко сказала она. — Потому что среди князей пошли слухи, что ты слово не держишь и вертишься как уж на сковороде. И что ты планируешь решать, признавать парня или нет, после соревнований профессионалов, а не студенческих. Поэтому намеки на то, что ты заинтересован, чтобы шелагинское княжество осталось без наследников, звучат все чаще, и их надо погасить. Если уж тебе так хочется напоследок насолить Шелагиным, признай Песцова их наследником, но фамилию оставь ту, что есть. Мол, заботишься о репутации матери. Это придется делать, только если он выживет на дуэли и вывернется из скандала. Поверь, это будет не так просто сделать. Скандал можно раздуть очень хорошо. Все зададутся вопросом, почему о репутации невесты беспокоится не жених.
— Умеешь ты уговаривать, Арина Ивановна, — признал император.
— Если бы умела, реликвию ты давно вернул бы.
— Зачем она теперь тебе? Все равно княжество отходит мне.
— Вот ты и признался! — торжествующе сказала Живетьева. — А то все ни при чем, ни при чем. А теперь спрашиваешь зачем. Затем, что я эксперимент хотела провести, делала сложный артефакт для встраивания в сеть вместо шелагинского, а ты все мои труды пустил на ветер. Да ладно реликвия, там же ценные записи были. Очень ценные, тебе не нужные. Верни хоть их.
— Арина Ивановна, опять ты за старое. Не брал я ничего и приказа брать не отдавал.
Их спор прервал секретарь, принесший заполненные документы на владение имением. Живетьева закряхтела, показывая, как тяжело ей подниматься, и сказала:
— Поеду я смотреть, что там надо восстанавливать, чтобы заселиться. Там, поди, только стены и остались. А содрал ты, Костенька, с меня как за полноценное имение.
— Деньги переведешь в течение недели, иначе сделку аннулирую, — не поддался на шантаж император.
Настроение его после очередного обвинения в краже стало еще хуже, чем после того, как Живетьева объяснила, почему придется меня признать.
Сама она уходила тоже не слишком довольная, бурча себе под нос: и «Жмот», и «Мог бы быть и поблагодарней», и уже привычное «Кругом одни идиоты».
Император без сообщницы тоже разошелся, сорвался на ни в чем не повинном секретаре, отдавая распоряжение, что на соревнованиях должен победить тот, кто сильнее.
Но это было не столь важно, как грядущая дуэль с Фадеевым, в которой я в любом случае проиграю репутационно, если чего-нибудь не придумаю.
Глава 11
«С Фадеевым надо что-то делать», — сообщил мне Песец, как будто я сам этого не понимал.
«Предлагаешь превентивно убить? Так ведь при Беспаловой другой Фадеев появится, к гадалке не ходи».
«Теперь ты понимаешь, почему мой создатель предпочитал уединение? И делал выбор в пользу сидра. Сам видишь, насколько сидр лучше женщин — от него никогда не бывает проблем, только радость», — нелогично продолжил разговор симбионт.
«К сожалению, эту проблему сидром можно решить, только стукнув нужного человека бутылкой по голове».
Желательно императора, и тогда, когда с ним будет Живетьева. Пусть потом целительница доказывает, что ни при чем. Император ей многое мог бы простить, но не покушение на себя.
«Беспалова тебе свинью подложила, пусть она и решает, как сделать из нее отбивную».
Предложение было дельным, но напрямую к Беспаловой я пойти не мог, придется сначала поговорить с Шелагиным. Слушать что императора, что Живетьеву смысла больше не было, поэтому я решил вернуться в гостиницу.
Вошел я туда так же незаметно, как и вышел, используя в основном Перенос, который позволял свободно перемещаться через стены. Этим я не злоупотреблял, потому что энергии уходило много даже на короткие расстояния. Куда больше, чем если просто пройтись или даже пробежаться.
Поэтому в гостиную, через которую нужно было пройти, чтобы попасть в мою спальню, я вошел через распахнутые двери и сразу обнаружил, что она занята компанией из Шелагина и Беспаловой. Княгиня сильно нервничала, и, когда я вошел, она как раз говорила:
— Павел Тимофеевич, может, в виде исключения, потревожите Илью?
— Калерия Кирилловна, это невозможно. Прерванная медитация опасна для самого Ильи, — вдохновенно сочинял Шелагин, тревожно посматривая на мою комнату. Наверное, гостья уже давно хотела со мной пообщаться, а я всё никак не заканчивал медитировать.
Пришлось зайти к себе, сбросить куртку и выйти в гостиную через дверь.
— Илья, ну наконец-то! — обрадованно воскликнула Беспалова. — Что у тебя за медитация такая, что ее ни в коем случае нельзя прерывать?
— Семейные наработки очень эффективные, — ответил я и сразу быстренько сменил тему: — Калерия Кирилловна, что-то случилось, что вы меня ждете?
— Да вот, мы никак не можем решить с Павлом Тимофеевичем, как минимизировать последствия. Я не отрицаю, что случилось это по вине нашей стороны, хотя Таисия уверяет, что сама не может понять, почему согласилась на предложение Фадеева…
Я вздохнул и поставил защиту от прослушивания.
— Потому что в ее окружении есть девочка с даром убеждения, которая выполняет приказы Живетьевой.
— То есть по ней отработали менталом? Ты уверен? Это серьезное обвинение по отношению к Фадеевым… — нахмурилась Беспалова.
— Информация точная, из надежного источника. Но без имени исполнительницы. Знаю только то, что она рядом и принадлежит к клану Живетьевых. Если другая фамилия — скорее всего, под клятвой. Фадеева тоже сыграли втемную. Более того, планируют сыграть и завтра. Он собирается вызвать меня на дуэль за оскорбление чести княжны Беспаловой.
— Зачем? — недоумевающе спросил Шелагин.
— Чтобы появился повод не признавать меня наследником, — пояснил я. — Это все интриги императора и Живетьевой. С соревнованиями не получается, пытаются зайти с другой стороны. Мол, даже за честь его невесты бьется другой.
Я посмотрел на Беспалову, она смутилась и начала постукивать ногтями по подлокотнику. Другой реакции от нее не последовало, поэтому я продолжил:
— Я вижу только одно решение: вызвать Фадеева на дуэль самому, но подозреваю, что он после нее скончается от целительской помощи, потому что император хочет стравить Фадеевых и Шелагиных.
— Ах, он старый козел! — с чувством сказала Беспалова. — Павел Тимофеевич, нам нужен опережающий ход.
Шелагин кивнул.
— Калерия Кирилловна, вам следует немедленно зафиксировать ментальное вмешательство. Вот прямо сейчас хватайте дочь и получайте свидетельство.
— Так. — Она приподнялась над стулом, но опять села. — А потом?
— А потом будем действовать в зависимости от результата. Если времени прошло мало и можно будет выйти на конкретного человека — то один вариант, а если нельзя — то второй. Нам предпочтительнее, чтобы было нельзя.
— Почему? — удивился я.
— Потому что тогда мы имеем право обвинить Фадеева. Подозреваю, что, если выйдем на подругу дочери, она скажет, что действовала из лучших побуждений: из симпатии к Таисии.
— А как же источник Ильи?‥ — повернулась ко мне Беспалова.