В сознании Джека промелькнул утренний сон: кто-то медленно поднимается из глубины морской, чтобы явить дорогое лицо, желанное тело…
Вошла другая горничная с известием, что сеньора Чеденг на проводе, она хочет поздравить сеньора Андонга.
— Обед через минуту! — воскликнула Моника, торопливо выходя вместе с отцом.
Джек спросил Алекса о Гиноонг Ина и ее «Церкви Духов» — «Самбаханг Анито».
— Это личность, — бросил Алекс. — Таинственная женщина. Утверждает, будто она принцесса какого-то племени, но говорят, что была обыкновенной старлеткой в кино.
— Я слышал, — сказал Андре, — она просто подставная фигура. В этом неоязыческом движении якобы всем заправляет какой-то мужчина, и притом важная персона.
— Ну и конечно, — зевнул Алекс, — множество людей полагает, что я и есть тот самый таинственный человек, действующий за спиной Гиноонг Ина. Хочешь встретиться с нею, Джек?
— Если можно, то прямо сегодня днем.
— Я позвоню ей.
— Отправляйтесь туда на закате, Джек, — вставил Андре. — В это время она как раз благословляет землю, воду, камни и прутья.
Вернулся дон Андонг.
— Чеденг хочет перекинуться с тобой парой слов, Джек, — сказал он.
Идя к телефону, Джек снова вспомнил сон о неведомом пловце, выныривающем на поверхность для долгожданного откровения.
— Алло. Это Джек Потрошитель? — спросила Чеденг.
— Нет, это агент 007. Чеденг, ты умеешь плавать? Впрочем, конечно, умеешь или по крайней мере умела. Я совсем забыл, как мы вместе ходили купаться в былые дни.
— О чем это ты? Похоже, ты совсем спятил, Джек. Все еще в шоке после неудачной ночной прогулки? Моника мне рассказывала. Ах ты бедняжка, просто сердце кровью обливается. Не позволишь ли назначить тебе свидание? Я тебя пожалею.
— Вечером я свободен.
— Ты не занят исследованием подземелий или самой преисподней?
— Сегодня у меня выходной.
— Тогда пойдем куда-нибудь, где можно потанцевать. Но только не дискотека. В «Креольском патио».
— А оно еще существует?
— Да, и Гуада исполняет все те же номера Кармен Миранды[79]. Итак, свидание назначено, милый. Сегодня в восемь. Но дабы уберечь белую лилию моего целомудрия, мне придется взять с собой Андре. Впрочем, нет. Ему еще надо отвезти деда на чествование к этим людям из курсильо. В таком случае, значит, дуэньей будет мой любимый муж Алекс. Позови его, пожалуйста, к телефону.
Когда Алекс вернулся в библиотеку, он сказал Джеку:
— Заедешь за ней в контору около восьми, а потом я присоединюсь к вам в «Креольском патио».
— «Патио»! — воскликнула Моника, которая вошла объявить, что обед на столе. — О, как это ностальгически звучит! Я сто лет там не была!
Немного помедлив, Джек сказал:
— А почему бы и тебе не присоединиться к нам?
Моника улыбнулась и покачала головой.
— Спасибо, но не надо. Я ведь заметила твою паузу, Джек.
В комнате три Алехандро совершали безмолвный ритуал.
Андре снял гавайскую рубашку с дона Андонга. Затем Алекс достал из коробки и развернул свой подарок — небесно-голубую тагальскую рубашку, расшитую золотом. Вместе с Андре они надели ее на дона Андонга, который стоял, застыв неподвижно, точно статуя святого, облачаемая к празднику. Когда Алекс, слегка наклонившись, начал застегивать пуговицы, старец возложил одну руку на голову сына, а другую на плечо внука, занятого в это время разглаживанием складок. Затем Андре с отцом отступили немного назад, чтобы взглянуть на дона Андонга, разодетого в голубое с золотом, словно к празднику во славу Пресвятой Девы.
За окном тускло сверкал в полуденном мареве город, как бы погруженный в дремоту, но с юга уже летел к нему со скоростью девяносто миль в час страшный шторм, нареченный Йайанг.
То был зловещий канун для всех трех Алехандро.
«Церковь Духов» располагалась в бывшем складе, на узком участке земли в Санта-Ана, протянувшемся от площади к реке. Превращенное в храм складское здание венчал купол из гофрированного железа, стены были из почерневших брусьев, изъеденных термитами. Каркас строения сохранился еще от времен парового судоходства на Пасиге. За храмом двор покато шел под уклон, там в задней стене ограды были ворота, которые открывались на небольшой причал. Когда-то здесь выгружали и грузили на суда тяжелые бревна. В углу двора стоял старый двухэтажный дом, две стены которого вросли в ограду. Раньше это было жилище смотрителя, теперь — «обитель» Гиноонг Ина.