Едва он успел застелить паласами лавки, расставленные вдоль стен, как появился Юсуф. Он еще не совсем отошел ото сна, зевал и громко сопел.
— Паласы выбивал?
— А как же! — Аджин кивнул на палку, прислоненную к стене.
Юсуф недоверчиво понюхал воздух и на всякий случай отпустил мальчику подзатыльник. Но тут пришел с ночным уловом рыбы в корзине грек Смарагдас. Они с духанщиком ушли во двор, и через минуту там разгорелся яростный торг.
Аджин тотчас же выскользнул за дверь: надо же посмотреть, что делается на белом свете.
Но Юсуф со Смарагдасом скоро вернулись. Увидев Аджина стоящим без дела, духанщик озлился:
— Ты, бездельник, опять здесь! А ну иди на кухню, ставь варить мамалыгу, жарь рыбу.
Духан постепенно наполнялся народом: завернувшие по пути в ревком крестьяне, кузнец Астан, несколько горожан, ожидавших дилижанса. Все это был свой народ, предпочитавший завтракать дома. Торговля наступала позднее, когда начинал разъезжаться с базара или после службы в монастырском соборе приезжий люд.
Юсуф был не прочь поболтать с посетителями и узнать новости, чтобы потом весь день пересказывать их другим.
Стало шумно. Засела за нарды[8] первая пара игроков, и стук костяшек дополнил общий гомон.
Сквозь голоса Аджин услышал, как кто-то произнес имя охотника Тагуа.
Тагуа знали все присутствующие. Его храбрость и удачливость в охоте походили на легенду, а щедрость и веселый нрав снискали всеобщую любовь. Не удивительно поэтому, что кто-то из сидевших у окна вдруг закричал:
— Клянусь Аллахом, если не он сам сюда идет!
При этих словах Аджин подпрыгнул от радости. Ведь он приходился охотнику аталыком[9]. После смерти отца Аджин вернулся в родную семью, чтобы помогать матери, но от этого его любовь к Тагуа ничуть не убавилась.
Охотника встретили радостными восклицаниями. Он ввалился в духан с тяжелой ношей на плечах. Это была косуля с короткими рогами-веточками. Тагуа свалил ее на пол.
— Привет всем! Да будут удачны ваши дела!
Вид его говорил о том, что он прямо с гор: на залатанной охотничьей черкеске, на шароварах и сапогах новые прорехи — следы колючек и острых камней. На запыленном лице щетина, волосы прилипли к потному лбу. Но черные глаза охотника блестели возбужденно.
— Эй, Юсуф! — крикнул он. — Если ты еще в состоянии двигаться, неси воды, да похолодней!
А духанщик уже показался в дверях кухни с тазом в руках. Он-то знал, что не останется в накладе: дальше духана косуля не уйдет — не из тех людей охотник, что торгуют мясом на базаре.
— Эге, — продолжал Тагуа, — убей меня гром, если к следующему моему приходу ты пролезешь в эту дверь!
— Ладно, болтай! — огрызнулся для вида Юсуф и поставил перед ним на скамью таз. — Наверно, охотник для того и возвращается с гор, чтобы поработать языком.
— Вот уж верно! — засмеялся Тагуа. — Поброди по горам да помолчи с неделю — не то запоешь…
Аджин поспешил к охотнику с кувшином для омовений. Тагуа обнял его, спросил, все ли в семье здоровы. Потом, когда умыл лицо и руки, подтолкнул мальчика к кухне:
— Иди, дадраа[10], приготовь мамалыги побольше, чтобы всем хватило. — Он отпил воды из кувшина, довольно пощелкал языком.
— Как же ты подстрелил ее? — спросил кузнец, кивнув на косулю.
— Как всегда: ружье выстрелило и убило.
— Хватит скромничать, расскажи, как дело было.
— Ну, ладно, расскажу, — согласился охотник, — подстрелил косулю, освежевал ее, вырезал кусок печенки на обед. Косуле, чтобы не убежала, ноги связал и на сук подвесил, а печенку на шомпол насадил и над углями пристроил. Пока жарится, дай, думаю, за медом схожу: была у меня на примете колода неподалеку. Подхожу к ней, а там уже хозяин косолапый завелся. Как выскочит да кинется на меня! А я ни ружья, ни кинжала с собой не взял…
— Постой, — перебил кузнец, — ты ведь сам говорил, что медведь на человека первым не бросается.
— Так то я говорил, а медведь об этом не знает…
Тагуа невозмутимо переждал, пока утихнет смех.
— Худо бы мне пришлось, если б не резвость моих ног. Так бежал, как никто до меня не бегал. Убежал, хоть и досталось мне от медвежьих когтей. Вернулся к костру, глядь — а косуля уже последний узел веревки развязывает. Не успел я ружье схватить, как завернулась в шкуру, печенку в зубы и ходу… Так и остался ни с чем — ни меда, ни печенки.
9
Аталык — названный родственник. Аталычество — обычай некоторых народов Кавказа, по которому из одной семьи в другую ребёнок берётся на воспитание до его совершеннолетия.