— Потребуй того же от Бэрронса, — презрительно отозвался он.
— Не придется. Время — роскошь, которой у нас нет, и он это знает.
— Ты вернешь мне браслет, когда наши общие цели будут достигнуты.
— В обмен на последнюю услугу.
— Какую услугу?
— Ерунда, которая тебе ничего не будет стоить. А потом я верну его.
Его голова повернулась совершенно нечеловеческим способом, а глаза остыли до состояния радужного льда.
— И за все это у меня есть лишь твое слово.
— Аналогично, — сказала она.
— С этого момента я король своей расы, и все будут признавать меня таковым. Моя власть неоспорима. Даже твой ублюдочный принц-горец присягнет мне на верность. Бэрронс и ему подобные признают мою власть и преклонят передо мной колени.
Она фыркнула.
— Сильно сомневаюсь насчет верности и преклонения коленей. С этого момента ты прикажешь своей расе перестать убивать людей.
— Не обсуждается. Слишком долго мои подданные находились взаперти, лишенные всего. Я не обреку их вновь на голодание. Текущее положение вещей остается прежним. Ничто не изменится, за исключением нашего сотрудничества ради общих целей разрушения Синсар Дабх…
— Пленения ее и спасения Мак.
— … и возвращения песни моей расе.
Ее рука крепче стиснула рукоятку меча.
Его взгляд переместился между ее глазами и рукой, и он зарычал.
— Когда наши цели будут достигнуты, моя раса перестанет убивать людей на твоей планете. Но не раньше.
Она знала, почему.
— Потому что с песнью ты сможешь отправиться куда угодно, покорить любой мир.
— Вернув былое величие, мы найдем более… гостеприимное место.
— Ты хочешь сказать мир, который проще поработить.
— Мы не монстры. Если бы моя раса не была в заточении миллионы лет, их нужды не были бы столь велики. Как знать… возможно, они были бы как двор Фейри, внешне и по характеру.
— Да, это намного лучше, — издевалась Джада.
Он рассвирепел, и она почти могла слышать шелест огромных несуществующих крыльев.
— Ты будешь относиться ко мне и моей расе с подобающим уважением.
— Мы будем относиться к тебе и твоей расе именно так, как вы этого заслуживаете. — Так устроен мир: лидеры объединяются в хрупкие союзы, пока их фракции продолжают воевать. — Согласен?
— Пока наши цели не будут достигнуты, и ни секундой больше — согласен. Если тогда ты пожелаешь продолжить деловые отношения, обсудим новые условия.
— Справедливо. Верни нас в аббатство.
— Как пожелаешь, — произнес он, глядя на нее опасным, полным льда взглядом.
***
Вернувшись в аббатство, Джада ознакомила Бэрронса и Фэйда с соглашением, которое заключила с Круусом, подчеркивая необходимость работать быстро и без разногласий.
— Можете убить друг друга, когда все будет кончено, но до тех пор мы союзники, отбросившие вражду в интересах спасения Мак и устранения черных дыр. Если у кого-то с этим проблемы — уходите.
Никто не двинулся с места.
Она повернулась к Бэрронсу.
— Я знаю, что книжный магазин усиленно охраняется. Синсар Дабх сможет туда войти?
— Сама по себе нет. Ровена внесла ее внутрь, когда была одержима. Я не защитил магазин от старухи. Способность Мак войти остается под вопросом.
— Предположи.
— Старая сука была человеком, одержимым Книгой.
— Именно этим и является Мак, — подчеркнула Джада.
— Я чувствовал ее и не соглашусь.
— Что ты чувствовал? — как ей хотелось обзавестись его неординарными способностями!
— Неважно. Проехали.
— Это важ… — горячо начала она, но быстро остановилась. Не время. Она посмотрела на Крууса. — Начинай переносить раненых ши-видящих в аллею за книжным магазином.
Круус зашипел:
— Я не стану переносить ши-видящих…
Бэрронс издал грудной рокочущий звук.
— Ты не набьешь мой магазин…
— Какую часть фразы «быстро и без разногласий» вы не поняли? — холодно произнесла Джада. — У тебя есть идеи получше, Бэрронс? Честер защищен от Синсар Дабх? Если так, доставим ши-видящих туда. Книга, очевидно, была там и возможно, все еще там остается. Мы должны перенести моих женщин в безопасное место.
— Кто назначил ее главной? — Фэйд зарычал на Бэрронса. — Ты на это согласился?
— Я не главная, — ровно ответила Джада. Их эго требовали деликатного обращения. — Я принимаю антикризисные меры. Мы все главные. Самый насущный вопрос — это жизни моих женщин.