Тут профессор вспомнил, как он только что спрашивал молодого человека, где тот учится. Он несколько смутился и углубился в еду. Вскоре, однако, он постучал по столу, призывая к вниманию.
— Скажите, пожалуйста, кто из студентов редактирует у вас «Еженедельник Цинхуа»? Уж очень он интересен, интересен!
Не дожидаясь ответа, он обратился к профессорам:
— Коллеги, вы его читали? Последнее время я не пропускаю ни одного номера. Не смотрите, что издают студенты. Какое содержание, какие суждения! Под стать какому-нибудь большому журналу! По некоторым вопросам он высказывается более эрудированно, чем «Душу шэнхо»[120]: «Не смиряться, а призывать к борьбе». Теперь такая обстановка. Нечего удивляться, что студенты призывают к революции, к спасению родины. Я уже стар и ни на что не годен, но думы и скорбь себе не закажешь… — В глазах его появилось печальное выражение. Он выпил вина и замолчал.
В комнату неслышно вошла госпожа Ван. Она уже успела снять фартук и переодеться в серый халат. Профессор У первый заметил ее и шумно встал:
— Сюда, сюда! Большое спасибо за такое вкусное угощение! Кусочек доуфу[121] в твоих руках превращается в изумительно вкусную вещь. Наслаждаться вкусным блюдом — это тоже радость в человеческой жизни. Чудесно! Присаживайся сюда. Кушай сама!..
Сяо-янь подставила матери стул, и она села, ласково посмотрев на мужа и гостей.
— Не делала сегодня ничего особенного. Просто так — на скорую руку… — Она глянула на Дай Юя и, наклонившись к нему, заботливо проговорила:
— Вы что-то мало кушаете.
— Спасибо! Вы ведь, наверное, устали? — стараясь говорить как можно искреннее, спросил Дай Юй.
— Нет, — госпожа Ван легонько коснулась его плеча и улыбнулась дочери. — А Сяо-янь вот не умеет готовить. Я буду потом для вас все делать. Ладно?
Воспользовавшись мгновением, когда профессор У отдыхал после очередной бурной тирады, Ван Хун-бинь протянул жене бокал вина:
— Сю-вэнь, выпей с нами! Ты сегодня потрудилась для наших гостей. За тебя!..
Госпожа Ван сделала глоток. Профессор У тоже поднял свой бокал:
— До дна! За счастье Сяо-янь и Цзюнь-цая! Сяо-янь, пью за тебя!
Сяо-янь сегодня весь вечер приходилось смущаться, словно она была новобрачной. Мать настояла на приглашении Цзюнь-цая и друзей отца. По ее мысли, это нужно было для того, чтобы поставить лучших друзей в известность о предстоящем семейном торжестве. Готовиться к приему она стала за неделю. Дочери она сшила нарядный темно-зеленый халат, а Цзюнь-цаю купила пальто и свитер. Сегодня Сяо-янь торжественно сидела за столом в своем новом халате, сгорая от смущения. Обычно она любила побеседовать с друзьями отца, которые часто приходили к ним, так как хотела проводить агитацию среди высшей интеллигенции. В этот же вечер она молчала. Хотя мать и не говорила прямо о ее близкой свадьбе с Цзюнь-цаем, но все присутствующие догадывались об этом.
— Жених и невеста! Жених и невеста! — закричала шаловливая младшая сестренка, показывая пальцем на Дай Юя и Сяо-янь.
Сяо-янь, покраснев до ушей, поднялась и в замешательстве стала подкладывать угощение молчаливому профессору Фаню:
— Кушайте, пожалуйста! Что это вы сегодня такой невеселый?
— Да, да, что с тобой? — вставил слово Ван Хун-бинь.
Профессору Фаню перевалило за шестьдесят. Это был медлительный, спокойный человек с узкой седоватой бородкой. На нем был старый и засаленный темно-желтый халат. После долгой паузы он медленно поднял веки и проговорил:
— Хун-бинь, старина У! Скажите, сколько вам задолжал государственный университет? Сколько месяцев не выдавали жалованья?
— Лучше об этом не говорить! — незамедлительно ответил профессор У. — Испокон веков было так, что чем больше служили чиновники, тем сильнее они богатели, а те, кто обучал других, постепенно беднели. А после образования республики стало еще хуже… Сяо-янь, ты только посчитай, сколько лет продолжается «движение за выплату жалованья» — год, два, три?.. Да что говорить! Еще в 1916 году, когда я начинал преподавать, оно уже было. Восемнадцать лет! Я сорок восемь раз участвовал в нем, требуя выплаты жалованья! Нет, что я, — все пятьдесят! Говорилось-то все очень красиво! Профессора университетов — опора государства, а зарабатываем мы меньше рикш. Шумели, шумели и в конце концов все равно оставались ни с чем. Проходил месяц, другой, третий… полгода, а нам и гроша ломаного не выплачивали. А как говорит народ, «и чиновнику есть хочется». Нам три раза в день — вынь да положь. Остается только закладывать имущество, брать в долг, умоляя родственников или кланяясь знакомым. Печальная и убогая жизнь. Развяжешься с одной бедой, идет другая. Смешно говорить, но ведь ты — профессор, ты должен поддерживать свою репутацию. Ведь неудобно отказать рикше или рассчитать прислугу, да и не пойдешь же со своим портфелем пешком. Вот и приходится пускать пыль в глаза, А что, по правде-то говоря, в этом портфеле? За исключением старых лекций, нет и гроша в помине, да и на самом тебе — единственный костюм. Ха-ха! Так и прошла вся моя жизнь. Вся жизнь!.. А что, Фань, у тебя совсем плохи дела? Постарайся как-нибудь отвлечься от этих мыслей. Я лично так всегда поступаю… — тяжело вздохнул профессор V, вспотев от напряжения. Он вытер голову и хотел продолжать, но Ван Хун-бинь опередил его.