Дао-цзин не могла оторваться от обращения.
«…Соотечественники!
Все, кто не хочет быть рабом! Честные патриоты — братья офицеры и солдаты! Товарищи из партий и организаций, стремящиеся принять участие в священной борьбе против Японии, за спасение родины! Молодежь из гоминдана, обладающая национальным сознанием! Соотечественники за границей, чье сердце с родиной! Братья угнетенные национальности Китая! Вставайте на борьбу с японскими захватчиками и гоминдановскими предателями! Смело действуйте вместе с Советским правительством и Антияпонским правительством Северо-Востока. Создавайте единое правительство национальной обороны Китая! Вместе с Красной Армией и народной Антияпонской добровольческой армией Северо-Востока создавайте Объединенную антияпонскую армию Китая!..»
Друзья долго не могли оторваться от тоненькой прокламации.
— Я сегодня счастлив. После совещания в Цзуньи[124] направление нашей работы в белых районах изменилось, влияние партии еще более возросло, — сказал улыбающийся Цзян Хуа.
Вдруг на дворе раздался возглас старика:
— Чего проверять?! Там больной, дайте ему спокойно умереть!
В мгновение ока все было спрятано в укромное место. Лю спокойно посмотрела в окно. Старый Жэнь во дворике сердито кричал на полицейских, пришедших с проверкой прописки. Для Лю и Дао-цзин стало ясно, что добрый старик решил ответить на заботу о его сыне не словами благодарности, а практическими делами — защитой их деятельности. Старик, несомненно, догадался, что в действительности из себя представляют его соседки.
Лю подала знак. Цзян Хуа, взяв в руки кипу выстиранного белья, медленно пошел к воротам. Лю достала свое свидетельство о прописке и спокойно направилась к стоявшим около ворот полицейским в черной форме.
После ухода полиции Лю сурово сказала Дао-цзин:
— Ты знаешь, в чем твоя ошибка? Ты нарушила основной закон подпольной работы. Ты ни в коем случае не должна была раскрывать наше подлинное лицо. Наше счастье, что старик оказался честным человеком, а не то… — Лю отошла и тихо продолжала: — Ты знаешь, что наша партия нуждается в железной, суровой, безоговорочной дисциплине и организованности.
Дао-цзин опустила голову и долго ничего не могла сказать. Наконец она подняла виноватые глаза:
— Мама, поверь мне, я учту это!..
Лю кивнула головой:
— Ты знаешь Дай Юя? Организация разобралась в нем. Он предатель, шпион. Как же мы прозевали этого прохвоста? Где была наша бдительность?
Для Дао-цзин это было громом среди ясного неба.
— Он предатель?
— Да, в этом нет сомнения. Цзян Хуа потратил много времени, чтобы установить это доподлинно.
Вечером к ним в комнату неожиданно вошел старик Жэнь:
— Скажите мне откровенно, вы коммунисты?
«Мать и дочь» молчали: настолько странным был этот вопрос.
— Я вам ничего плохого не сделаю. Я должен только показать вам… — Старик дрожащими руками достал из-за пазухи старую грязную куртку, на которой виднелись следы крови. — Вот доказательства. Да, нелегко, даже через два года…
— Отец, в чем дело? — спросила удивленная Дао-цзин.
— Подождите, я посмотрю, нет ли кого на улице, а потом расскажу…
Это случилось в ненастную осеннюю ночь два года тому назад. Старый Жэнь работал стрелочником на маленькой станции Цинфындянь. Пропустив очередной поезд, он возвратился в сторожку и уже собрался лечь вздремнуть, как в дверь раздался стук. Вслед за ним в будку вбежал весь окровавленный юноша. «Это человек или привидение?» — подумал изумленный старик. Не успел он раскрыть рта, как гость сказал:
— Отец, спаси! За мной гонятся!
— Ты что, бандит? — подозрительно спросил Жэнь.
— Нет.
— Тогда, кто же? Говори правду!
Юноша протянул ему обессилевшую руку:
— Я учитель… Мы не ради себя… Гоминдановцы схватили меня и отправили в Бэйпин… По дороге я убежал… Меня ранили…
Тут старик заметил, что этот юноша чем-то напоминал его сына Жэнь Юй-биня, тоже железнодорожника, коммуниста, расстрелянного во время Февральской забастовки в Чжэнчжоу солдатами У Пэй-фу[125]. В свое время отец был против вступления сына в Коммунистическую партию, но тот говорил, что идет в партию не ради себя, что жить только ради себя бессмысленно. Теперь молодой человек тоже говорит, что и он «не ради себя». В таком случае он, вероятно, тоже коммунист? Старый Жэнь помог ему снять окровавленную, насквозь промокшую от дождя одежду, перевязал рану на груди, дал ему свою куртку и хотел оставить у себя, но молодой человек покачал головой:
124
Совещание в Цзуньи — историческое заседание Политбюро ЦК Китайской Компартии в январе 1935 года в городе Цзуньи (провинция Гуйчжоу), на котором были разгромлены «левые» оппортунисты и сформировано новое руководство ЦК КПК во главе с товарищем Мао Цзэ-дуном.
125
У Пэй-фу — гоминдановский генерал, один из представителей реакционной клики северных милитаристов, организатор расстрела бастовавших рабочих-железнодорожников в городе Чжэнчжоу в феврале 1923 года.