— А я не вижу вреда от такой деятельности, — глухо ответила Сяо-янь. — Цзюнь-цай, а может быть, тебя ввели в заблуждение? По-моему, чем дальше, тем больше ты противоречишь себе. Каждый раз я жду встречи с тобой… боюсь. Мне так тяжело… — Сяо-янь опустила голову и начала теребить полу пальто. Ее слезы упали на пожелтевшие от табака пальцы Дай Юя.
Дай Юй достал сигарету, щелкнул зажигалкой и торопливо стал курить, откинувшись на спинку скамейки.
Оранжевое солнце медленно скрывалось за окутанными дымкой Сишаньскими горами[134]. Дай Юй резко швырнул в сторону окурок и повернулся к Сяо-янь:
— Должен предупредить самым строжайшим образом: ты забыла о политической бдительности, не различаешь, где правда, а где ложь, не имеешь представления об организации. Ты губишь себя. Я всячески стремлюсь помочь тебе, защищаю, проявляю заботу, а ты платишь тем, что подозреваешь меня. В чем дело? Не веришь мне — иди к этой изменнице Линь Дао-цзин и имей с ней дело! Что такое Единый фронт? Это насквозь ошибочная капитулянтская политика. Просить прощения у врага, протягивать руку милитаристам, бюрократам и капиталистам — вот к чему клонят Линь Дао-цзин и ей подобные. И ты поверила им, Янь? Ты губишь себя!
Ван Сяо-янь становилась все серьезнее. На нее подействовали доводы и критика любимого человека, который к тому же был и ее политическим руководителем. Она опустила голову.
— Цзюнь-цай, ты же знаешь, что я еще неопытная. Недавно стала участвовать в революционном движении, во многом плохо разбираюсь… Успокойся, я исправлюсь.
— Хорошо! — Дай Юй схватил Сяо-янь за руку. В его черных глазах мелькнула зловещая и довольная улыбка. Ему опять удалось подчинить себе эту искреннюю и мягкую девушку! Обняв Сяо-янь, он пошел с ней вдоль берега к выходу.
— Янь, тебе следует повысить идеологическую бдительность, — убеждал он ее. — Во что бы то ни стало нужно помешать этим людям использовать для обмана молодежи лозунг создания Единого фронта. Сейчас во всех группах проходит подготовка к выборам руководителей Союза студенческого самоуправления. Ты это уже знаешь. Поэтому нам нужно стоять на пролетарской классовой позиции и вести непримиримую борьбу со всякими буржуазными взглядами.
Сяо-янь слушала его не перебивая. Около выхода она неожиданно прислонилась к большому дереву и позвала к себе Дай Юя:
— Иди сюда!
Дай Юй, недоумевая, подошел к ней.
— Цзюнь-цай, скажи мне честно: ты, ты… любишь меня?
В рыбьих глазах Дай Юя отразилось крайнее изумление:
— Конечно! И ты еще сомневаешься?..
Сяо-янь опустила глаза, перебирая в руках платочек.
— Ты многое скрываешь от меня.
— Например?
— Дом, где живешь. Потом ты говорил мне, что не пьешь, но от тебя пахнет вином…
— А еще что?
— Еще пахнет пудрой, духами. Причем, я это замечала не раз. Цзюнь-цай, если у тебя кто-то есть — скажи откровенно. Я так не могу… — произнесла побледневшая как полотно Сяо-янь.
Дай Юй, не дрогнув в лице, улыбнулся. Слегка похлопав Сяо-янь по плечу, он зашептал ей на ухо:
— Ревнуешь? Дурочка, начиталась книжек! Ты совсем забыла, кто мы и где находимся. Мы в подполье. У меня ответственнейшее задание. Где я живу — это строгая тайна. В нашей работе нужна железная дисциплина! Даже тебе я и то не могу этого открыть. Ты должна понять. Что же касается запаха вина, пудры, духов, то ты, Янь, просто все выдумала. У меня никого нет, кроме тебя. Разумеется, я общаюсь с женщинами. Иногда нам приходится разыгрывать влюбленных. А вино — это для обмана врагов: иногда нужно притворяться пьяным. Неужели тебе непонятно?
Сяо-янь улыбнулась. Но улыбка получилась принужденная и неестественная.
Распростившись с Дай Юем, Сяо-янь пошла домой. Во дворе ей попался отец. Сяо-янь едва посмотрела на него и побежала мимо в свою комнату. Профессор крикнул вслед:
— Сяо-янь, что с тобой?
Она чуть приостановилась и через силу ответила:
— Ничего, папа. Ты читал сегодня газету? Выступление Чан Кай-ши на открытии пятого расширенного пленума ЦК гоминдана?
— Читал. Эти прохвосты, предатели родины рвутся к славе, разразились пустой трескотней. Пыль в глаза пускают!