На поваленном дереве сидел молодой дровосек, такой же высокий и стройный, как срубленная им ель. Его шапка раскачивалась на ветке, куртка и жилет висели на сухом сучке. Расстегнутый ворот белой рубахи открывал сильную грудь, а закатанные по локоть рукава обнажали крепкие загорелые руки.
Слегка наклонившись вперед, дровосек разглядывал правую руку: сгибал и разгибал ее, наблюдая, как напрягаются мышцы и надуваются вены. Он улыбнулся, схватил с земли топор, поднял его, подержал на вытянутой ладони и раза два, играючи, взмахнул им в воздухе.
Потом опять улыбнулся: «Двадцать пять деревьев повалил, а топор в руках — словно перышко».
Снова закуковала кукушка. Дровосек поднял голову. «Что за весна, — подумал он. — Никогда еще не было на елях таких ярких почек, никогда не бывало столько молодых побегов. И ручей так радостно никогда не прыгал, и кукушка так не куковала. Вся природа словно заколдована. Кажется, мелькни сейчас между деревьями лесные духи, и то не удивился бы… Теперь они от людей прячутся, не показываются нам, а дед мой их еще сам видел… Как начали рубить леса, так всех духов и распугали».
донеслось вдруг откуда-то из-за холма. Казалось, серебряный колокольчик зазвенел на лесной дороге.
Юноша вскочил на ноги и подался вперед — туда, откуда донесся голос. Затаив дыхание, он прислушался, но ничего не услышал — только сердце его учащенно билось.
Он сделал несколько шагов навстречу голосу. «Неужели мимо пройдет?»
Теперь голос прозвучал совсем близко, по ту сторону холма. «Идет! Сюда идет!»
Дровосек устремился было вверх, навстречу голосу, но, смущенный своей горячностью, остановился, не спуская глаз с вершины холма. Между стволов мелькнули золотистые волосы, перевязанные синей лентой, потом показалась белая кофточка и, наконец, синяя юбка.
«Лесная дева!»
Девушка стояла на вершине холма, боком к дровосеку. Она поглядела вдаль из-под руки, еще раз спела свою песенку и стала спускаться с холма, уходя куда-то в сторону.
Юноша заметался: хотел броситься за девушкой, но остановился, вскочил на один из поваленных стволов, сложил руки рупором, чтобы окликнуть ее, но снова передумал. Наконец он схватил топор и решил: «Если дойдет до той большой сосны и не заметит меня — стукну топором по дереву».
Девушка между тем шла своей дорогой, и топор взметнулся.
Девушка вздрогнула, оглянулась и заметила дровосека. Она покраснела и остановилась:
— Олави?
— Анникки!
— Как ты меня напугал, — сказала девушка.
— Не успел окликнуть, — отвечал юноша, и руки их встретились в дружеском пожатии.
— Оглянись вокруг, — заговорил Олави. — Чем не замок Тапио[2]. Я — владелец замка, а ты — Лесная дева, моя гостья. Твое платье пахнет смолой, волосы — молодой березкой, и ты играешь на дудочке…
Анникки смутилась:
— Что с тобой?.. С чего это ты?
Олави тоже смутился.
— Это мне сегодня лес нашептывает, — улыбнулся он. — Входи в мой замок.
Они вышли на середину вырубки.
— Неужели ты все это один свалил? — удивилась девушка, окидывая восхищенным взглядом обветренную шею Олави, его могучие плечи. — Ну и силач!
— Взгляни-ка, — торопливо прервал ее юноша. — Это зал. Самое красивое и почетное место, как всегда, отводится гостю.
— А где же сядет хозяин? — засмеялась девушка.
— Там, где ему положено, — на боковой скамье. Улыбаясь и глядя друг на друга, они уселись на поваленные стволы.
— Видишь, — продолжал Олави, — зал украшен зелеными гирляндами, а в них ярко-красные почки, словно цветы.
— Здесь и в самом деле как в замке, — согласилась Анникки. — Мы с тобой уже года два не разговаривали, а тут вдруг в замке встретились.
— Редко мы теперь встречаемся, — вздохнул Олави и улыбнулся. — А ведь раньше, бывало, целыми месяцами не расставались. Помнишь, как мы с тобой в детстве играли? Ты была хозяйкой моего хутора Исотало. У тебя было двадцать пять коров и столько же овец, как у Якова.
— Как не помнить! — звонко рассмеялась Анникки, и ее синие глаза блеснули.
Лес очнулся от дремы и прислушался.
— А великую снежную войну помнишь? Твои волосы превратились тогда в сплошной снежный ком. После игры я их расплел и снова заплел.