Старик смотрел на Цзян Юна серьезным взглядом.
— И в чем же будет заключаться наказание для моей души?
— Ты должен научиться не только брать, но и отдавать. Речь сейчас не про твою семью, которую ты кормишь на ворованные деньги. Опять же, ты делаешь это только ради себя и осознания того, что ты не пустое место для твоей бабушки, которая не так глупа и слепа, как ты мог бы подумать. — Беловолосый старик язвительно усмехнулся. — Ты готов ради своей семьи на все, что угодно. Однако судьбы других людей тебя не волнуют. Ты украл бумажник на рынке и даже не задумался, для чего нужны были деньги тому мужчине. Ты совершил ужасный поступок, и пришло время его искупить.
Цзян Юн почувствовал, как внутри него что-то превратилось в шарик с острыми иголками, который перекатывался по всему телу, причиняя боль. Он понимал, что поступил ужасно, но все еще считал, что не обязан тревожиться за жизнь каждого человека в этом городе. Найчжоу был пристанищем для большого количества бедных и особенно жестоких людей. Здесь приходилось выживать и ради этого совершать не совсем правильные поступки по отношению к более успешным жителям города. Цзян Юн даже чувствовал зависть, когда видел людей, способных спокойно ходить на работу и зарабатывать деньги, людей, которым не приходилось жить в маленькой квартирке и считать каждую крошку, перед тем как положить ее в рот. Он все еще не знал, верить старику или нет. Но любопытство взяло вверх.
— Хорошо… Я приду завтра в храм. — Цзян Юн вздохнул так, словно тяжесть всего мира давила ему на плечи. — Но это не значит, что я верю вашим словам о женщине, которая погибнет в больнице по моей вине, и все такое… Подброшенные вами кости еще ни о чем мне не говорят.
— Как я и сказал ранее — ты действительно невежда, юноша. И ты совсем не желаешь замечать, что происходит вокруг тебя. Пускай ты не веришь в вещи, не являющиеся частью этого мира, но это не означает, что их не существует… Ты поймешь это… позже.
Старик поднялся с дивана и жестом приказал своему огромному телохранителю встать и следовать за ним. Цзян Юн пошел следом в коридор, словно эти мужчины и были хозяевами квартиры, а не он. Бабушка Мэй тоже выглянула из кухни, чтобы удостовериться, что ее внук проводит гостей как подобает. Цзян Юн молча наблюдал, как старик и Бо обуваются, его все еще слегка трясло от их внезапного визита. Перед уходом беловолосый бросил взгляд на юношу и усмехнулся.
— Не забудь о том, что ты пообещал мне. — Старик посмотрел на бабушку Мэй и поклонился ей. — Путь эта ночь подарит вашей семье добрые сны, госпожа. Благодарю вас за чай.
Цзян Юн лежал в кровати, уставившись в темный потолок. В его голове эхом отзывался тихий голос старика: Ты поймешь это… позже. Он накрылся одеялом с головой и крепко зажмурился, надеясь, что вот сейчас проснется и все окажется просто неприятным сном. Немного полежав в тишине, Цзян Юн резко открыл глаза и понял, что все еще под одеялом, за окном воет ветер и гремит гроза. С каждым небесным грохотом его тело вздрагивало, будто старик бил кулаками в дверь его комнаты. Прошло некоторое время, прежде чем Цзян Юн успокоился и настроился погрузиться в сон. Он мечтал, чтобы завтрашний день не наступал, чтобы солнце больше никогда не взошло, чтобы бурое море Фэй навсегда поглотило этот город.
Глава 4
Храм сладких грез
Оставаться в квартире дольше обычного совсем не хотелось. Как только солнце взошло, Цзян Юн возненавидел этот день. Он быстро надел джинсы и толстовку. Приготовив себе завтрак из риса и овощей, юноша сел за стол. Он посмотрел на еду, держа палочки дрожащими пальцами, и понял, что ему не хочется есть.
Оставлю это для сестры. — Цзян Юн обернул плошку с едой пищевой пленкой и поставил в холодильник. Он с хмурым лицом зашел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. На него смотрел какой-то другой человек. Его глаза были уставшими, губы сухими, а лицо бледным. Цзян Юн поднял вверх уголки губ указательными пальцами, изображая улыбку.
— Так гораздо лучше.
Он стал аккуратно расчесывать свои волосы, отделил несколько прядей сверху и завязал черной резинкой в небольшой пучок. Нижнюю часть волос Цзян Юн решил оставить распущенной и надел новую кепку.