– Я не оставлю тетю Ину здесь одну, – возражаю горячо. – Так нельзя. И вообще, нам нужно держаться всем вместе. Если нагрянет Фрэнк…
Мама резко оборачивается ко мне.
– Ты что, не видишь? Фрэнк для нас сейчас – наименьшая угроза!
В ее глазах – мольба.
– Да нет же, все это как-то взаимосвязано, одно без другого не существует! – Нити, за последние несколько недель свившиеся внутри моей головы в извилистый клубок, начинают потихоньку распутываться: Фрэнк, потом эта неизвестная мне загадочная Брэнди, и Джесс, и папа – все звенья одой цепи.
– Ради бога, Шейди, хватит окунаться в распроклятое прошлое, вынырни уже из него! Что было, то прошло. А нам жить здесь и сейчас. Потому что мы – не мертвые. – Она бережно опускает Хани на кровать.
– Если ты так о живых печешься, то почему не бьешься за Джесса?! Позвони в полицию, расскажи им о Фрэнке!
– Сегодня остаемся, но завтра уезжаем. Ину, если захочет, возьмем с собой. – Она забирается в постель и плотно натягивает одеяло.
– Тебе ведь снилось то же самое, что и Хани, правда? Скажи, кто такая Брэнди?!
Мама отворачивается носом к стене.
– Иди спать, Шейди.
– Ты видела девочку на потолке? – не унимаюсь я, но она уже не отвечает.
– Шейди, Дубравушка, ложись здесь! – Хани вцепляется ручкой в резинку моей пижамы – Останься со мной. Мне страшно!
– Тсс, солнышко, не бойся, все хорошо, – бормочу нараспев, тихонько заползаю в общую постель и прижимаю малышку к груди – детка доверчиво сворачивается там калачиком. Но теперь уже я и сама насквозь пропитана ужасом.
Проходит несколько минут. Хани уже посапывает ровно. Даже мама забывается сном. А я лежу и лежу, уставившись в потолок. Прислушиваюсь к потрескиванию и шорохам старинного здания.
Ночью потусторонние силы всегда проявляют себя здесь особенно явно. Расходятся не на шутку – топот по половицам, двери хлопают от леденящих душу стонов, по коридорам плывут диковинные запахи, не поддающиеся опознанию… Удивительно, но в раннем детстве все это меня скорее успокаивало: родные, домашние привидения присматривают за мной, охраняют, готовы защитить… А вот сегодня они как-то притихли, не подают голосов – лишь сам дом живет своей жизнью, скрипят и стенают рассохшиеся ветхие бревна… Неужто меня – новой меня – духи стали так опасаться, что не шелохнутся, не вздохнут?..
Но чего именно они боятся? Что может грозить призраку – в загробном-то мире?
Да, здесь тайны спрятаны повсюду, оплетены по углам паучьими сетями – я отчетливо ощущаю это. Образно выражаясь, на них и стоит старый дом. Если вытаскивать их одну за другой на свет, не обрушится ли он на наши же головы? Надо бы все-таки найти чердак и проверить, что там хранится. А то на данный момент все эти мучительные для меня элементы: какая-то Брэнди и девочка с потолка, Черный Человек, папина скрипка и Ханины сны – стоят отдельно друг от друга, как будто ничто их не объединяет, но я-то чувствую: должны они складываться в общую картину.
Сначала я надеялась: ключ ко всем загадкам, избавление от всех бед даст скрипка, но она, напротив, лишь умножила их. Ни Джима не заставила открыть истину, ни Джесса из тюрьмы не вызволила. А вот врагов – Фрэнка, Черного Человека, даже ос – мне прибавила.
Господи, как же надоело мне ломать голову над чужими секретами, силиться раскрыть закономерности в этом деле – просто до смерти надоело. Но ничего. Я докопаюсь до ответов. У меня получится. Пусть все остальное не получилось, во всем я провалилась – здесь добьюсь успеха.
Откидываю покрывало и крадучись выскальзываю из общей спальни обратно в свою. Там зажигаю свет, ныряю под неубранную кровать за футляром. Надо бы выйти в рощу, пройти снова по тропинкам, где ходил папа, поиграть его мелодии. Это необходимо – ради меня самой, ради Джесса, да и ради всех остальных в семье – тети Ины, мамы, Хани.
Но только начинаю распрямляться, как позади скрипит половица.
Разворачиваюсь, даже не вставая, – глаза у Седара во всю ширь распахнуты от такого зрелища: я на коленях, прижимаю футляр с инструментом к груди, как ребенка.
– Нет, – твердо произносит он, качая головой. – Больше я тебе играть на ней не дам. После той ночи?! Ты же могла… ты могла… я даже представить боюсь, что могло с тобой случиться, но это было бы нечто ужасное. Непоправимое. Ты сама себя не помнила, собой не управляла. Твоя мама права. Надо оставить все как есть и забыть.
Пытаюсь проскользнуть мимо, но он крепко хватает меня за запястье. Останавливает.