– На мне нет вины! Нету! – вопит Фрэнк, но не нам, а куда-то через наши головы, вроде как в окно, но я-то – по сквознячку вдоль шеи – понимаю, что́ у него перед глазами. Вернее, кто.
– А мы тебя и не виним, но не развлечения же ради твой брат ошивается у тебя в коридоре. Он уж, небось, недели две за тобой гоняется, правда? – наступаю я.
Теперь все ясно: не бредил Фрэнк тогда, на стройплощадке, а с Джимом вел тяжелый спор.
Неистово он хватает со стойки администратора тяжелую стеклянную миску с мятными леденцами (те разлетаются по полу на несколько метров вокруг) и, сжимая ее за край, надвигается, шатаясь, на меня.
– Твой чертов брательник наплел, что я – убийца? Ну так он соврал! Он врет всегда и по любому поводу!
Я инстинктивно отшатываюсь.
– По какому еще поводу, Фрэнк? Что ты хочешь сказать?
– Естественно, поверил! Как не поверить? – орет он уже поверх моей макушки. – Я же видел, как ты смотрел на Марлен.
– При чем тут твоя жена? – переспрашивает тетя Ина, но безумец ее, конечно, не слушает, а все наступает и наступает на меня: в мясистом кулаке – миска, взгляд устремлен на привидение Джима.
– Шейди, живо в машину! – пронзительно пищит тетя Ина. Однако я медленно, очень медленно и осторожно поднимаю смычок, укладываю его рядом со скрипкой в футляр…
– Не трогай! Не прикасайся! Руки прочь от этого дерьма! – верещит Фрэнк, а в глазах – темень, дичь и боль. – Ваша полоумная наркоманская семейка придурков-визионеров-психопатов уже лишила меня брата. За это я…
На этих словах я захлопываю футляр и щелкаю замками.
– За это ты его убил? – Правда оказывается простой и сразу утрамбовывается у меня в груди с ужасающей определенностью. – И за это он теперь преследует тебя?
Фрэнк подступает еще ближе.
– Я…
– Ты его убил! – перебиваю я, и страх заполняет все мое существо. Я стою лицом к лицу с тем самым человеком, который проломил Джимов череп молотком, как скорлупу, не в силах отвести взора от тяжелого стеклянного предмета у него в руках. От бицепсов, налитых сокрушительной мощью.
Ноги немеют, почти не слушаются, но я заставляю их нести меня к выходу, а скрипку прижимаю к груди. Сердце бьется о футляр, и, клянусь чем угодно, я ощущаю ответный стук прямо изнутри волшебного инструмента. Сердца стучат в унисон.
– Если его прикончил ты, выход один: сознаться и принять наказание, иначе Джим тебя не оставит. Дух будет душить тебя, пока ты не испустишь свой дух. Так поступают все призраки со своими погубителями.
Теперь на лице Фрэнка мольба, только мольба, обращенная сантиметров на десять выше моей головы. Еще секунда – взгляд прямо на меня – и опять бешенство.
– Убирайся! – верещит он так громко, что голосовые связки вот-вот порвутся, заводит руку за спину, как дискобол, и мечет в меня свое орудие.
Мы с тетей ничком бросаемся на пол, стеклянный дождь проливается на наши головы. Целился противник, конечно, не в нас и не нам командовал убираться. Но осколки от этого менее острыми не стали. Да и живых людей порешить Фрэнк в таком состоянии, пожалуй, сможет, если подвернемся под руку. Хватаю тетку за локоть, и мы опрометью несемся прочь из дома, подгоняемые диким ревом хозяина.
Ливень все еще хлещет, крытую гравием стоянку залило грязными лужами, мы шлепаем прямо по ним, я рывком отворяю водительскую дверцу и ныряю в салон, одновременно ощупью пытаясь пристегнуть ремень безопасности. Фрэнк уже на всех парах несется к машине, так что даю полный задний, не позволив тете Ине даже толком закрыть дверцу с ее стороны. Так же, прямо задом, не разворачиваясь, но визжа и скрежеща шинами, мы вылетаем на пустую в этот час дорогу.
Не представляю, погонится ли он за нами, но ждать этого не собираюсь. Фрэнк Купер лишил жизни моего отчима. Своего брата. И взвалил вину на моего. Тут явно рисковать не стоит.
Увеличиваю скорость. Гоню, гоню, спасаюсь – и, на полном ходу влетев в колею со стоячей водой, теряю сцепление с асфальтовым покрытием. Соскальзываю на встречку. Выворачиваю до упора направо. Меня выносит обратно на свою полосу – и дальше… Тетя Ина взвизгивает и хватается за руль. Мы с ревом пересекаем кювет и несемся прямо на обочинную лесополосу.
Мир разбивается на тысячи осколков окровавленного стекла и гаснет.
Глава 24
Прихожу в себя под дальний вой сирен, истошный, пронзительный – и сразу снова закрываю глаза от адской боли.
Только через несколько мгновений вспоминаю, что случилось и где я – в маминой машине. Кругом – лишь битое стекло, покореженный металл и мокрые листья деревьев, налипшие на лицо.