— Может, воды?
Я помотал головой.
— Не воспринимай всё близко к сердцу, — нерешительно начал Скэриэл. — Джером пьян и не знает, что несёт.
— Он, — я мотнул головой в сторону дома, — говорит правду?
Скэриэл поёрзал на стуле, нагнулся, сорвал травинку и зажал её между губ, не торопясь с ответом.
— Скэр?
— Да, всё это правда, — не глядя на меня, проговорил он.
Я разочарованно выдохнул.
— Почему ты не говорил?
— Сложно всё это объяснить, да и зачем? Ты должен увидеть это сам. До того, как переехать в центр, я жил на запретных землях. Долгие годы мои родители бедствовали. — Он выкинул травинку и уставился на свои армейские ботинки, одетые на босу ногу, которые не были зашнурованы. Как он ещё не упал и не свернул себе шею, одному богу известно. — Они ничего не могли себе позволить. Снимали маленькую комнату, туалет и душ были общими на этаже. Отец не мог найти работу. Работы просто не было. Нужно было платить за комнату, есть что-то, тогда ещё мама забеременела мной. Эдвард помогал нам, как мог. Это он потом рассказал, как тяжело было раньше, да и сейчас ничего не изменилось.
— Но почему?
— Ты — чистокровный, — усмехнулся он. — Тебя не касаются все эти проблемы. Ты даже не представляешь, чего стоит мне или Джерому перейти границу между районами. Чтобы выехать или заехать в центр, нужно пройти два контрольно-пропускных поста, предъявить документы, оставить отпечаток пальца, а если умеешь расписываться, то поставить подпись. Тебя проверяют на наличие тёмной материи. Если на границе ловят низшего без документа и без разрешения на перемещение в центре, то могут посадить в тюрьму. А оттуда уже не выбираются.
— Но мы с Оскаром не проходили никаких контрольных постов, — проговорил я потрясённо.
— Чистокровным это не нужно. — Он указал на мои светлые волосы. — Вас легко идентифицировать. Да и Оскар, наверное, завсегдатай запретных земель, может, постовые его уже хорошо знают и сразу пропускают. Я думаю, семью Вотермилов, как и твою семью, все знают. Два года назад фотографии всех членов твоей семьи были в каждой газете и по телевизору.
У меня заболела голова от воспоминаний, когда папарацци днями и ночами пытались выманить меня или Габриэллу из дома и спровоцировать на эмоции для лучших фотографий. Они добивались своего, как бы я ни прятался. Я вспомнил, как Эдди пытался взять у меня интервью у музея, пока на помощь не пришёл Скэриэл.
— Я знал, что попасть сюда низшим сложно, но мне казалось, что им и на запретных землях хорошо живётся. — От моих слов Скэриэл тихо хмыкнул. — Ты сказал, что Джером — низший. У него есть документы и разрешение?
— А ты быстро улавливаешь, — улыбнулся мне Лоу. — У него нет разрешения. Он нелегально тут. Я встретил его недавно на запретных землях. Он жил на улице и продрог за ночь, ты знаешь, по ночам бывает холодно. И был голодным как собака.
— Ты приютил его?
— У меня не было выбора. Я купил ему поддельные документы, где говорилось, что он полукровка. Пусть все думают, что он мой двоюродный брат.
— Это… — Я посмотрел на Скэриэла, который засмущался под моим взглядом; он опустил голову, и волосы упали ему на лицо, он весь сгорбился и как будто визуально уменьшился, — хороший поступок. Ты помог ему.
— Но десятки тысяч таких, как он остались на запретных землях. Когда я думаю о том, что скоро наступят холода, и по утрам окоченевшие трупы будут свозить к крематорию, у меня кровь стынет в жилах, — тихо, но твёрдо проговорил Лоу.
— А нельзя всем им подделать документы и перевести к нам?
— Во-первых, это будет подозрительно и нас быстро раскроют. Меня, Эдварда и Джерома бросят в тюрьму. А тебя за соучастие ждёт штраф. Да им места не хватит в центре. Во-вторых, мы не должны бежать с запретных земель. Это не та политика, которой нам следует придерживаться. Старейшины должны перестать уничтожать запретные земли и дать нам права, которых мы заслуживаем. Сейчас низшие живут, как крепостные в Российской Империи или как третье сословие во Франции. Но вспомни, что было потом. Восстание декабристов, отмена крепостного права, а во Франции революция, которая первой и положила конец всему.
— Вчера ты сравнил отмену крепостного права с опиумным угаром Китая.
— Я помню. — Он ковырял носком ботинка землю, — поэтому нельзя разом всё изменить. Это нужно делать постепенно и с умом.
— Насколько я помню, восстание декабристов произошло по разным причинам, нельзя единогласно считать, что все декабристы хотели лучшего для обычного народа. Просто так удачно совпала смерть императора, неразбериха между его сыновьями, народ не знал кому присягать, как и военные. Вот и воспользовались случаем.
— Согласен, но, Готи, подумай вот о чём. Декабристы хотели глобальных изменений у себя дома. Они были в Европе, видели, что там живётся лучше, и поняли, что есть и другая жизнь, лучшая для всех. Запад открыл русскому дворянству глаза. Нельзя всегда держаться за один режим, тем более за самодержавную монархию. Страна остановилась в развитии. Меня бесит, что до сих пор наша страна живёт по принципу «низшие — недостойные». В других странах они уже обрели равные с полукровками и чистокровными права. Ты знаешь, почему мы отстаём в политическом и экономическом плане? Потому что во главе у нас всегда только чистокровные, которые живут в центре и не видели жизни за пределами центра. Так зачем им думать о низших?
— И что ты предлагаешь? Я поддержу, если это будет разумным решением.
— Пока не знаю. Но я думаю над этим, будь уверен. — Скэриэл улыбнулся мне, и я не смог сдержать ответной улыбки. Я чувствовал, что этот разговор был важным для нас обоих.
— Тогда у меня две просьбы к тебе, — продолжил я.
— Я весь внимание, мистер Хитклиф. Внимаю каждому вашему слову. — Лоу заметно повеселел.
— Я хочу, чтобы ты провёл меня на запретные земли и показал всё, о чём говорил. Я хочу увидеть это своими глазами.
— Ха! Это как увидеть Париж и умереть. Только в твоем случае «увидеть ещё раз запретные земли и умереть от рук старшего брата».
— Ох… — Я скривился при упоминании Гедеона, — забыл о нём.
— Забыл, что термоядерная бомба живёт у тебя за стенкой? — рассмеялся Скэриэл. — Слушай, я вот что подумал недавно… Он тебя когда-нибудь бил? Или ударил? Просто он такой пугающий, что мне стрёмно даже смотреть на него. Тогда за ужином я думал, что меня точно хватит инфаркт.
Заразительный смех Лоу передался и мне.
— Ты так уверенно заливал всем про себя, что по твоему виду и не скажешь, что ты мог отдать концы.
— Знаю-знаю, мне нужно было поступать в театральный. — Скэриэл выразительно провёл ладонью по волосам, изображая комичную диву.
Пару секунд мы смотрели друг на друга в нелепом молчании, а затем расхохотались, как парочка гиен. Я несколько раз ударил его по плечу в истерическом приступе смеха. Он свалил меня со стула и присоединился ко мне. Наша одежда мигом перепачкалась в земле, которую во время разговора Скэриэл с энтузиазмом раскапывал носком ботинка.
Успокоившись, я уселся на земле, оторвал травинку и принялся жевать кончик, как какой-то фермер. Скэриэл улёгся на бок, подперев голову рукой. Наше сбившееся дыхание напоминало дыхание бегунов после пробежки.
— Давно Джером у тебя живёт?
— Может, месяц, может, больше, — расплывчато ответил Лоу.
— А где он был в пятницу, когда я ночевал у тебя?
— С Эдвардом уезжал по делам.
— Его уволили?
— Он так сказал, когда вчера пришёл ко мне злой. Я не задавал вопросов, даже не знаю, где он точно работает.
— Значит, мой отец причастен к этому.
— Готи, возможно, твой отец не знал… — неуверенно начал Лоу.
— Ага, конечно, всё он знал, — ответил я возмущённо, — он с падения императорской семьи входит в состав старейшин.
— Так долго? Почти тринадцать лет, — присвистнул Скэриэл.
— Да, наша фамилия даже есть в учебнике по истории. «Одним из первых членов в составе старейшин был Уильям Хитклиф». На меня сразу весь класс пялится, как будто мы не проходим падение империи каждый год. Я ненавижу учебник отечественной истории в лицее, — честно признался я.