Еще чуть-чуть, и Леон найдёт в Скэриэле потерянную родственную душу, что, конечно же, будет самой большой бессмыслицей в мире. Да у вороны с письменным столом больше общего, чем у Скэриэла с Леоном!
— Кажется, тебе нужно идти, — сказал я, привлекая их внимание. Леон как будто очнулся ото сна и огляделся по сторонам. Габриэлла держала его за руку и пританцовывала, представляя себя Жизель.
— Да, точно, — неловко добавил Кагер, осторожно выпутываясь из цепких рук сестры. — Был рад с вами повидаться до начала. Пожалуйста, не ждите меня после окончания. Меня домой заберёт дядя.
— Мистер Кагер? — спросил я, разглядывая огромный зал. — Он здесь?
— Обещал приехать ко второму действию, когда будет антракт. До встречи. — Леон помахал рукой и внезапно испарился, так же, как и появился.
Нахмурившись, я посмотрел на Скэриэла.
— Что? — скосил он под дурачка, как будто это я сейчас чуть не довёл Леона до экстаза парочкой фраз о балете.
— Ты не говорил, что разбираешься в балете.
— Ночью немного подготовился, — пожал он плечами.
Мы уселись на свои места. Музыканты в полном составе ждали дирижёра в оркестровой яме: с левой стороны группа первых скрипок, справа — вторых. Виолончели и альты в середине ямы. В малом театре использовали бетховенскую или немецкую схему рассадки музыкантов. Я помнил, что в центральном театре, который был в два раза больше, использовалась американская схема.
— Есть какие-нибудь негласные правила, которые я могу здесь не знать? — шёпотом спросил Лоу.
— Не хлопать до конца второго действия, — тихо ответил я, а про себя подумал, что уже не уверен в познаниях Скэриэла. Быть может, он больше моего разбирается во всём этом театральном этикете и только водит меня за нос.
Вскоре на сцене появился Леон в образе молодого графа Альберта. Он танцевал, притягивая восхищённые взгляды публики. Когда на сцене появилась хрупкая Жизель, Габриэлла восторженно выдохнула. Леон парил по сцене, заигрывая со своей партнершей. Он лучезарно улыбался, отвлекал её от попыток уйти домой, и вскоре они слились в танце.
К концу первого действия произошло непоправимое: Жизель умерла, не в силах вынести предательства графа Альберта.
Когда начался антракт, мы спустились в буфет за водой. Скэриэл убедился, что Габриэлла отошла на достаточно безопасное расстояние и, взяв меня под руку, отвёл в сторону.
— Это… Это было потрясно, — на эмоциях проговорил он. — Как у него это выходит? Он плюнул на законы физики. Гравитация в пролёте.
— Леон учился с детства. — Я сделал пару глотков из бутылки с минеральной водой, — это всё годы тренировок.
— Он хороший актёр, — чуть тише добавил Скэриэл. — И это меня немного беспокоит.
— Ты о чём? — непонимающе спросил я.
— Панические атаки, боязнь прикосновений, то, что его травят в лицее, так ещё и Нижинский.
— А что не так с Нижинским? — Я не понимал, куда клонит Скэриэл.
— Он сказал, что его любимый танцор Вацлав Нижинский. Если ты не знал, полукровка Нижинский всю жизнь страдал под контролем своего чистокровного любовника, Дягилева. Он не мог пойти против человека со связями и влиянием.
— Где тут связь? Я не понимаю, о чём ты? — недовольно спросил я, мельком взглянув на Габриэллу. Сестра рассматривала выставку фотографий в холле.
— Это только мои мысли, но присмотрись повнимательнее к Кагеру. Вдруг у него где-то есть свой Дягилев, который доводит его, — по-шпионски прошептал Скэриэл.
— Доводит до чего?
— До шизофрении, — зловеще объявил он.
— Это как-то всё притянуто за уши, Скэр. — Я скептически посмотрел на него. Пытался уловить ехидство в голосе или мимике, попытки подшутить надо мной, но Лоу только тревожно смотрел в ответ.
Когда на занятиях разрешалось выбрать любую тему, Леон часто брал рефераты, эссе и проекты про искусство и балет. Из его выступлений я помнил, что у Нижинского была неустойчивая психика, ему поставили диагноз шизофрения.
— У меня был знакомый, которого в семье мучили так, что он повесился, — безэмоционально произнёс Скэр.
— Боже, — выдохнул я. — Ты серьёзно?
Да, Скэриэл был сейчас сама серьёзность. Его нахмуренные брови и губы, сжатые в тонкую линию, говорили за себя. Мне абсолютно не нравилось, в какое русло перешла наша беседа. Я отказывался воспринимать слова Лоу. Да, у Леона целый ворох проблем, но он не вешается и не ноет.
Родители Кагера погибли во время падения империи. Тогда в нашей стране начались смутные времена, никому нельзя было верить, и никто не знал, наступит завтрашний день или нет. В императорской семье произошла трагедия — внезапно скончался действующий наследник династии Бёрко. Страна впала в хаос в поисках следующего императора, ведь сын — Паскаль Бёрко — был несовершеннолетним, а трон передавался только по мужской линии. Низшие, внезапно почувствовавшие свободу, напали на императорскую семью и убили всех: императрицу и двух детей (старшую дочь и маленького сына, Паскаля). Ходили слухи, что был ещё один сын, совсем младенец, но слухи так и остались слухами, которые поддерживали последователи Бёрко.
Главные чистокровные семьи, приближённые императора, объединились и создали совет старейшин ради поддержания мира в стране. После этого кровожадного периода, когда чистокровные семьи погибали от рук низших и примкнувших к ним полукровок, прошло тринадцать спокойных лет.
Прозвенел звонок, предупреждающий о скором начале второго действия балета.
— Сейчас мы можем встретить мистера Кагера. Это его родной дядя. Он начальник полиции в центральном районе, — прошептал я Скэриэлу. Я спустился на пару ступенек ниже и подошёл к Габриэлле.
— Габи, идём. Скоро начало. — Я протянул ей руку, но сестра не отреагировала.
— Смотри. — Она указала на фотографию. — Это Леон.
Я пригляделся; Леон в образе комичной перчаточной куклы стоял на носочках, высоко подняв руки в нелепых чёрных рукавицах. Чёрно-белое фото выглядело пугающим и зловещим. Леон олицетворял собой жалкую и слабую куклу, чувства которой безжалостно растоптали. Подпись гласила: «Леон Кагер, четырнадцать лет. Балет «Петрушка» Вацлава Нижинского. Композитор: И.Ф. Стравинский».
Я взял Габи за руку, и мы вернулись на свои места. Теперь мне всё труднее было сконцентрироваться на постановке «Жизель», когда я видел Леона на сцене. Он страдал, оплакивая смерть своей любимой, метался по сцене, самозабвенно упрашивал виллис пощадить его, но был уже обречён.
Речи Скэриэла зародили во мне сомнения. Сначала я холодно воспринял то, чем он поделился со мной во время антракта, но теперь, обдумывая ситуацию и взглянув на Кагера с другой стороны, пришёл к страшному выводу: быть может, Скэриэл прав; что-то печальное происходит с Леоном, поэтому ему так удаются драматические персонажи. Он как Винсент Ван Гог мастерски переносил свою боль в искусство.
Неужели я был так слеп? Только взглянув на Леона, Скэриэл уже дал понять, что самое время присмотреться к Кагеру, в то время как я, учась с ним бок о бок уже четыре года, не видел дальше своего носа.
— Ты в порядке? — шёпотом спросил Скэриэл, наблюдая за моими внутренними терзаниями.
— Да.
Не мог же я сейчас сознаться в том, что был ужасным другом.
— Хочешь выйти? — не унимался Лоу. — Прогуляемся в холле.
Я кивнул, повернувшись, шепнул Габриэлле, что нам нужно выйти в уборную (коллективный поход в туалет ещё никогда не был таким мучительным для меня), и попросил её не уходить без нас. Но увлечённая балетом Габи даже не расслышала мои слова.
В холле было прохладно, пусто и тихо. Я уверенными шагами прошёл вдоль коридора в сторону больших окон. Скэриэл в полном молчании последовал за мной. У окна я остановился, осмотрелся и юркнул за плотные шторы.
— Что ты делаешь? — Скэриэл отодвинул тёмную ткань и вопросительно посмотрел на меня.
— Хочу от всех скрыться.
— Мы можем просто уйти.
— Хм… прости, — выдохнул я после недолгой паузы. — Не знаю, что на меня нашло. Иди досмотри постановку, я здесь немного посижу и вернусь.