Стук в дверь испугал его. На пороге стояла горничная:
— Вас хочет видеть какая-то дама.
Это была она, Елена; она нагнулась, чтобы поставить саквояж.
— А-а, добрый день! — воскликнул он с наигранной любезностью, устремляясь вперед и протягивая руку. А когда горничная удалилась и дверь за ней захлопнулась, прошептал тихо и встревоженно:
— О моя бедняжка…
Елена оглянулась, желая убедиться, что они остались одни.
— Поцелуй меня, — сказала она. Но Пауэлл точно не слышал.
Тогда, слегка растерявшись, она принялась стаскивать перчатки.
— Все кончено, ты понимаешь?
— О! Что значит кончено? — сказал он натянуто. — Этого не может быть.
Елена пожала плечами и с недовольной гримасой раздраженно швырнула перчатки на стол. Пауэлл схватил ее за руки и подтолкнул к креслу.
— Садись сюда! И рассказывай, рассказывай все!
— Письма… Я как дура хранила их…
— Я тебе говорил, — прервал он, — не делай этого. Твои я уничтожил.
— А твои я предпочитала хранить, — сказала Елена холодно. — И он их обнаружил. По-видимому, кое о чем он догадывался и раньше и устроил за нами слежку. А теперь он украл мои письма — твои письма. Я готова убить его. Проклятый старый козел!
Для очарованного взгляда Пауэлла среди прочих женщин она все еще была лебедем — с плавной, величавой грацией изящной ее фигуры, с матовой бледностью кожи и безупречными чертами лица, которое вспыхивало порой такой любовью. И оттого, несмотря на весь его страх и несчастливый поворот событий, ее отчаяние ранило Пауэлла в самое сердце.
— Ну полно, полно, моя дорогая! — И, присев на подлокотник кресла, он, как будто ничего не произошло, снял с нее шляпку, плотно сидевшую на голове. Елена, в темном меховом жакете, откинувшись на спинку кресла, провела ладонью по его щеке, и на прекрасных ее пальцах сверкнуло с полдюжины колец, а от ее груди повеяло едва уловимым запахом фиалок. Она поцеловала его, словно желая рассеять свои сомнения, и сказала с печальной улыбкой:
— Все кончено, говорю я тебе.
— Кончено?
— Ты знаешь, я ушла от него.
— Ушла? Где же он?
— Я должна была это сделать. Он в городе. Я решила — приеду сюда, и мы поговорим с тобой обо всем.
— Обо всем? Ну конечно, Лена, ты поступила правильно!
— Правда? — спросила она. — Ты уверен? А ты можешь меня приютить?
— Приютить тебя?! Ты имеешь в виду — здесь? О-о, но я, право, не знаю… Боюсь, что нет… Мне в самом деле очень жаль, но я… Пожалуй, я не в силах этого сделать…
Елена взглянула на него насмешливо:
— Не в силах?
Он ответил не сразу, он находился в состоянии какого-то психического шока. Все это было так стремительно… И как это похоже на нее, такую порывистую и пылкую, стоит ей воодушевиться. Боже мой, но это же безумие!
— Ты хочешь остаться здесь, у меня? Нет, Елена, об этом не может быть и речи! Моя хозяйка — ужасная поборница благопристойности. Можно не сомневаться, что она уж не упустит случая обронить этакий прозрачный намек относительно твоего пребывания здесь со мной наедине, бьюсь об заклад!
— Твоя хозяйка? Ха! Но ты же можешь снять другую квартиру!
— Да… Но на это потребуется время, как ты сама понимаешь. А я прожил тут не один год, и она относится ко мне как к родному сыну.
— Бедняжка! — сказала Елена спокойно. — Что же ты предлагаешь? Что нам делать?
Пауэлл не имел об этом ни малейшего представления.
— А что ты намерена делать? — спросил он.
— Я же говорила тебе, — сказала Елена.
— Да… Но… Тебе не следует так поступать… Во всяком случае, не так поспешно. Люди не поймут этого, Лена… А может быть, тебе вернуться к нему?
— Нет! — сказала она резко.
— Всего на несколько дней, Лена.
Она взглянула на него так испытующе, что он весь сжался.
— Дай мне сигарету, — попросила она.
Он протянул ей сигарету и дал прикурить.
— Эрик, дорогой, — проговорила она, несколько раз порывисто затянувшись. — Я попала в беду.
— Как и я, — вставил он.
— О, я понимаю, и ты тоже. Но если говорить начистоту, он выгнал меня. Не я ушла от него, а он выгнал меня. Буквально на улицу, — пояснила она. — Ты понимаешь теперь?
Понимаешь! Он почувствовал вдруг отчаянное головокружение. Пауэлл знал, что голова его по-прежнему сидит на его собственной шее, но у него было такое ощущение, что она вдруг завертелась с неистовством волчка и, неподвижная, гудела, как будто рядом ревел водопад. Он услыхал, как из его собственных уст вырвалось, словно слабое эхо: